– Миша! – Ковалев подошел к кровати и крепко сжал его руку. Ладонь была теплой, немного шершавой, с мозолями от работы в архивах. – Слава богу. Мы думали… врачи говорили, что шансов мало.
– Дмитрий Анатольевич, – Михаил почувствовал, как в горле встает комок, – что произошло? Я ничего не помню после октября. Совсем ничего.
Ковалев сел на стул рядом с кроватью, и Михаил увидел, как тот собирается с силами, словно готовясь к трудному разговору.
– Ты ездил в Норвегию с экспедицией, – начал он медленно. – Это был твой проект, над которым ты работал два года. Исследование синкретизма христианства и языческих культов в северной Европе. Помнишь, как ты добивался финансирования? Писал заявки, ездил на конференции, убеждал спонсоров…
Да, это Михаил помнил. Бесконечные совещания, презентации, разговоры с чиновниками от науки. Проект был его мечтой – изучение того, как древние языческие верования трансформировались под влиянием христианства, как старые боги прятались в тени новой религии. Он планировал исследовать церкви региона Финнмарк, где, по его теории, такое смешение было особенно ярким.
– Кто еще был в экспедиции? – спросил он, хотя что-то внутри уже сжималось от предчувствия беды.
Лицо Ковалева стало еще более серьезным.
– Аня Белова из археологии, Томас Вейн, Эрик Ларсен и Хельга Андерсен, специалист по рунической письменности из Бергенского университета.
При упоминании последнего имени что-то пронзило Михаила в груди – острое, болезненное чувство, которое он не мог объяснить. Хельга… В его памяти мелькнуло что-то: светлые волосы, отражающие солнечный свет, серые глаза цвета северного моря, смех, похожий на звон колокольчиков. И еще что-то – тепло, близость, ощущение счастья, которое сменялось непонятной тревогой.
– Хельга, – повторил он, пробуя имя на вкус. – Мы… мы были близки?
Ковалев колебался, и это промедление сказало Михаилу больше, чем любые слова.
– Да, – наконец признал он. – У вас завязались отношения во время подготовки к экспедиции. Она приезжала в Москву, вы встречались в Копенгагене на конференции. Казалось, что это серьезно.
Серьезно. Значит, он любил ее. И потерял не только память, но и любимую женщину. Но где она сейчас? Почему не навещает его?
– Дмитрий Анатольевич, – голос Михаила дрожал, – что с ними? Почему никто не приходит меня навестить?