Печень – нутро очищения.
Легкие – дыхание земли.
Милада была права. Это был методичный сбор. Ратибор поднялся. В его голове не было страха. Только холодная, кристальная ясность и ледяная ярость. Убийца совершил ошибку. Чем наглее он становился, тем больше следов он оставлял. Вдалеке, на кромке поля, Ратибор заметил то, на что испуганный крестьянин не обратил внимания.
Свежие следы от копыт. Глубоко вдавленные в рыхлую землю. И форма подков была ему уже знакома.
Полумесяцы.
Он оставил свою визитную карточку.
Ратибор медленно пошел по следу, оставляя за спиной жуткую картину распятия в золотом море ржи. След вел не в сторону города. Он вел в сторону реки, туда, где за Лыбедью, в степном мареве, виднелись дымки костров.
Туда, где стоял стан печенегов. Охота переходила в новую фазу. Теперь у Волка был не только запах. У него был след. И он вел прямо в логово.
Ратибор отошел от оскверненного круга. Он намеренно отвернулся от чудовищной инсталляции в его центре: от пригвожденного серпами тела, от разложенных рядом кровавых, трепещущих на ветру легких, от роя жирных, жужжащих мух, пирующих на останках. Созерцание ужаса было роскошью, которую он не мог себе позволить. Ужас парализует. Ярость ослепляет. Ему же нужен был холод. Ледяной, отстраненный холод хирурга, изучающего опухоль, прежде чем вырезать ее ножом.
Он заставил свой разум работать. Игнорировать вонь, игнорировать святотатство, игнорировать подкатывающую к горлу тошноту. Он стал глазами и ушами.
Земля здесь, на краю поля, была мягкой, чуть влажной от утренней росы. Идеальной, чтобы сохранить отпечатки. Крестьянин, прибежавший в город, был так напуган, что бежал не разбирая дороги, оставляя глубокие следы от своих лаптей. Его следы были хаотичны, рваны – бег обезумевшего от страха человека.
Но были и другие.
Ратибор опустился на одно колено, проводя пальцами по воздуху над отпечатком, боясь его повредить. Это был не человеческий след. Это был след лошадиного копыта. Но что-то было не так. Дружинники, купцы, крестьяне – все в окрестностях Киева, кто имел лошадей, ковали их одинаково. Подкова была простой, цельной, в форме грубой, незамкнутой буквы "О". Практично, надежно.
Эти же следы были иными.
Они были глубже, чем должны были быть от обычной лошади. Животное, оставившее их, было тяжелым. Или несло на себе тяжелого всадника в доспехах. Или всадника и тяжелый груз. И сама форма… Она была другой. Четкий отпечаток в виде идеального, тонкого полумесяца. Словно подкова была не цельной, а состояла из двух отдельных, изогнутых пластин, оставлявших между собой пустое пространство. Или была цельной, но очень узкой, серповидной. Непрактичной для вязкой, лесной почвы Руси. Но идеальной для твердой, сухой земли степи, где важнее не площадь опоры, а острота сцепления.