Ратибор поднялся и медленно пошел вдоль цепочки следов. Их было немного. Убийца был осторожен. Он подъехал к краю поля, спешился, а дальше пошел пешком, чтобы не оставлять следов в самой ржи. Лошадь стояла здесь, у кромки леса, пока ее хозяин творил свой кровавый ритуал. Она топталась на месте, нервничала. Земля была истоптана в небольшом круге.
Он нашел то, что искал, через несколько шагов. Конский помет. Свежий, еще теплый, от него поднимался легкий парок. Ратибор без всякой брезгливости ткнул в него кончиком ножа. Разворошил. Внутри были непереваренные стебли ржи и… что-то еще. Жесткие, волокнистые травы, которые не росли в здешних заливных лугах. Ковыль. Полынь. Сухие травы степи. Лошадь кормили не местным сеном.
Все сходилось. Деталь к детали. Грязный клочок войлока. Необычная соль, настоянная на степных травах. Легкая, быстрая походка, не похожая на тяжелую поступь русича. А теперь это – главное, неоспоримое доказательство. Подковы степняков. Их ни с чем не спутать.
Цепочка следов вела от кромки поля к лесу, а затем выходила на старую, заброшенную дорогу, ведущую к Лыбеди. Туда, за реку. Туда, где на выжженном солнцем холме виднелись десятки, если не сотни, темных конусов печенежских юрт.
Ратибор выпрямился. Он больше не смотрел на поле. Он смотрел на горизонт. На дымки костров, поднимавшиеся в утреннее небо.
Раньше у него была лишь догадка, подкрепленная предчувствием и словами старой ведьмы. Теперь у него был факт. Железный, неоспоримый, отпечатанный в земле. Маньяк, потрошитель, жнец, пришедший за душами киевских духов, был не просто чужаком. Он был одним из них. Одним из "союзников", которым его князь позволил разбить стан у самых ворот города.
Холодная, черная ярость, которую он так долго сдерживал, начала закипать у него в груди. Он не дал ей вырваться. Он преобразовал ее. В решимость. В план.
Охота вслепую закончилась. Пора было навестить соседей. Но не как гость и не как посол.
Как волк, идущий в логово, чтобы вырезать того, кто посмел охотиться на его территории.
Ночь навалилась на Киев, как мокрая, просмоленная шкура. После находки в поле город не просто затих – он умер. Улицы обезлюдели задолго до заката, превратившись в черные, безглазые коридоры между слепыми стенами изб. Единственными живыми существами, казалось, были дозорные на стенах Детинца, всматривавшиеся во тьму, и Ратибор, сидевший в своей каморке при княжьем дворе. Он не спал. Он чистил свою боевую секиру. Медленно, методично, он водил промасленным бруском по лезвию, и металл отзывался тихим, голодным шипением. Он готовился.