Шрам через бровь оставила кривая сабля, соскользнувшая с его топора. Удар почти выбил ему глаз, но он успел вогнать обух своей секиры в горло врага. Белая отметина на скуле – память о стреле, которую он выдернул из собственного лица, даже не заметив.
Он убивал. Убивал тихо, методично, без боевого клича. Каждый удар топора был точкой в предложении, которое он теперь писал своей жизнью. Предложении о мести и справедливости.
…Резкий скрип ворот Детинца вернул его в настоящее. Он стоял перед своей каморкой. Комнатушкой, где не было ничего, кроме лежанки, оружия на стене и ведра с водой. В ней не было жизни. В ней не было воспоминаний. Она была функциональна, как могила.
Он подошел к ведру, зачерпнул ледяной воды и плеснул в лицо, смывая грязь корчмы и пыль прошлого. Он посмотрел на свое отражение в темной воде. Он не видел там того парня с русой бородой, который смеялся и любил. Он видел Молчуна. Инструмент. Оружие в руках князя. Человека, из которого выжгли все, кроме одного – ненависти к тем, кто убивает просто так. Для забавы. Как тот молодой степняк, скупавший травы для порчи.
Вот почему он не остановится. Не потому, что ему приказал князь. А потому, что каждый раз, глядя на изуродованное тело очередной жертвы, он видит глаза своего сына и живот своей жены. И он будет идти по этому кровавому следу до самого конца, пока не оборвет его. Или пока не оборвут его собственный. Для него это уже не имело значения.
Молчун погасил лучину. Темнота была его единственным другом. Она ничего не спрашивала и все понимала.
Ратибор запер дверь своей каморки на тяжелый засов. Снаружи город выл от страха и горя, но здесь, в этом каменном мешке, царила тишина. На грубом столе из неотесанных досок, освещенном единственной сальной свечой, был разложен большой, пожелтевший кусок пергамента. Это была лучшая карта Киева, которую можно было достать – перерисованная греческими писцами для князя Владимира. На ней были обозначены не только главные улицы, но и холмы, овраги, ручьи, городские стены и даже отдельные, самые важные строения.
Для Ратибора эта карта была полем боя. А враг, доселе невидимый, оставлял на ней свои кровавые метки.
Он работал медленно, с сосредоточенностью резчика по кости. Его инструменты были просты: уголек, привязанный к палочке, и его собственная память, острая, как лезвие ножа.