Она ответит эхом на вопрос.
И будет это эхо горше слёз,
И будет выше и сильнее зла,
И заблестит, как в небе купола.
И запоёт в ней колокольный звон…
– Послушай! Слышишь?
Слышишь?..
Вот же он…
«Неполною луной взошёл ноябрь…»
Неполною луной взошёл ноябрь –
Так всходит семя из холодной почвы:
С трудом, без сожаления, но прочно
Корнями зацепившись за края
Невидимого света. Дальше – тьма
Глухая, что ни зги не видно, будто
Еще не скоро разродится утро,
Еще не близко ранняя зима.
Уткнувшись тёплым носом в тишину,
Не понимая времени и чувства,
Сопит в кроватке маленькое чудо,
Ни разу не видавшее весну.
«Слово за слово – осень злится…»
Слово за слово – осень злится.
Улетает последней птицей
Поздний выкормыш сентября –
Значит всё еще будет. Зря
Ветер тратит впустую нервы,
Как бы ни было, снегом первым
будет сыпать до темноты
Неуёмная, после – остынет.
Ты под утро уснешь в тишине,
А, проснувшись, покаешься мне
И себе в непомерной гордыне.
Осень раздела до гола
лиственные леса:
Девочкой в образе ангела
щурит большие глаза,
Будто раздела кукол,
Сшила им новый наряд:
Будет их в белое кутать,
Черное примерять.
После – устанет и ляжет
на озимую рожь,
Словно на край кровати.
Будет по телу дрожь
Долго блуждать.
Я встану, выключу
в детской свет.
Спят за окном деревья,
облачённые в снег.
«Хочу сказать, но слов не передать…»
Хочу сказать, но слов не передать,
Как будто воздух связывает горло
Дыханием своим. Прижался город
Домами к затонувшим берегам.
Неотличим от ветра птичий крик,
И кажется, что глухо и протяжно
Летит по небу самолет бумажный
И пишет гладко, будто в чистовик.
И ты стоишь задумчиво, пленим
Полётом этим. Не найдя ответа,
Летит неуловимый вестник света,
И ничего не властвует над ним.
«Когда вот так, случайно и намеренно…»
Когда вот так, случайно и намеренно,
Без ожиданий и без лишних слов,
Ты входишь в осень, будто в дом Христов,
В которой лист упавший, как знамение:
Его выносишь на руках своих,
Безжизненного, тихого, земного,
Как будто ты всё это сотворил,
И плачешь, плачешь, плачешь,
плачешь снова…
«Память моя тяжелее стальных оков…»
Память моя тяжелее стальных оков,
Давит и душит, словно тугой хомут.
Я ей, родимой – пищу, постель и кров,
Лишь бы забыться хотя бы на пять минут.
Память моя – якорь в пучине дней,
Встанет на дне между подводных скал…
Я ей: «Смотри, в рощице соловей