. Таким образом, Ежов был возведен в ранг «хрестоматийных» советских лидеров. Но ненадолго. Уже во втором издании «Краткого курса» о нем нет ни слова
>7, а в конце 30-х годов партийная цензура запретила его произведения
>8. С тех пор имя Ежова в большинстве случаев упоминается в крайне негативном контексте. В 50-е годы, во время кампании десталинизации в широкий обиход был пущен термин «ежовщина», ставший синонимом кровавых чисток 1936–1938 годов, как будто бы это было делом рук лишь одного Ежова
>9.
В официальных биографиях Ежова в период могущества наркома излагалась фиктивная история его революционного прошлого. Так, в первом издании «Краткого курса истории ВКП(б)» утверждалось, что в октябре 1917 года «на Западном фронте, в Белоруссии, подготовлял к восстанию солдатскую массу т. Ежов»>10. Однако известно, что вплоть до середины 1930-х годов Ежов подвизался на второстепенных должностях, так что никак не мог играть какой-либо заметной роли в 1917 году. И в то же время в части публикаций мы встречаем и другой образ, представляющий его «кровавым карликом», «нравственным и физическим пигмеем» или просто «кровавым дегенератом»>11.
В 1990-е годы двери бывших советских архивов приоткрылись, и стала появляться новая информация о жизни и деятельности Ежова. Авторы настоящей биографии использовали для восполнения существующих пробелов следующие, не публиковавшиеся ранее материалы: документы из личного дела Ежова – номенклатурного работника аппарата ЦК – в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ); личный фонд Ежова (фонд 671) в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ); материалы допросов Ежова и другие документы из Центрального архива Федеральной службы безопасности (ЦА ФСБ), а также из архива Управления ФСБ по Московской области; документы Наркомата водного транспорта 1938–1939 годов в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) и документы из Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ).
Необходимо сказать несколько слов об архивно-следственных делах, которые были изучены в Архиве ФСБ. Они являются уникальными источниками информации и имеют огромное значение. В них действительно содержатся самые фантастические показания людей, подвергавшихся пыткам во время допросов. Например, сотрудники НКВД признавались в участии в несуществующих заговорах, подготовке покушений на жизнь Сталина и других руководителей и т. п. Однако при критическом подходе к этим свидетельствам мы можем получить совершенно достоверную информацию об обстановке в НКВД и взаимоотношениях различных кланов внутри него, о характере совещаний в НКВД, на которых обсуждались кампании репрессий, о частных беседах руководящих работников НКВД и их реакции на замечания Сталина и Молотова… Этот список можно продолжать. Более того, достоверность и точность этих сведений может быть проверена и по другим, вполне добротным источникам, например по журналам регистрации лиц, принятых Сталиным и Ежовым, материалам служебной и личной переписки, приказам и распоряжениям и, наконец, по мемуарам. Другим важным источником являются стенографические отчеты оперативных совещаний НКВД в декабре 1936 и январе 1938, а также материалы акта о передаче дел от Ежова Берии в декабре 1938 года. Будучи первыми, кто изучил эти материалы, мы смогли опубликовать собственные слова Ежова, сказанные им в связи с репрессиями.