– В первую очередь совесть не позволяет мне – как самке, и вашей матери, и доктору Доброй Матери, и христианке – выйти сюда и не сказать о разврате так называемых Сестер Исчезнувших в такой уважаемый день. Встает, конечно, очевидный вопрос: кому хочется видеть при свете дня эти трясущиеся безобразные тела с обвисшими сиськами и седыми лобковыми волосами?! – начала ослица, прервавшись на оглушительный смех, спонтанно подхваченный остальной площадью, и толукути резкие вопли самцов слышались громче всего.
– И я должна извиниться перед Отцом Народа и всеми Освободителями, старшими самцами, достопочтенным пророком, нашими приглашенными чиновниками и иностранными гостями за то, что им, увы, пришлось увидеть, хотя, когда в стране так много демократии, как у нас в Джидаде, иногда она бьет людям в голову, что вы сейчас и наблюдали. А этих жалких так называемых Сестер Исчезнувших хотелось бы в первую очередь спросить: из каких таких порочных задов вы появились на свет со своей гиеньей моралью?! Или вы не знаете, что среди зрителей есть дети?! Чему вы их учите?! Если вы не уважаете свои тела, как сказал Отец Народа, тогда идите в бордель и станьте зудохвостками, а нас оставьте в покое! – сказала ослица, разжигая вновь насмешливый смех.
Толукути первая самка входила в раж; она знала свою публику – а публика знала ее.
– А теперь честно – вы все знаете, я всегда говорю как есть. Разве с таким поведением не напрашиваются на изнасилование? – спросила ослица.
Публика зашумела.
– Просто попомни мои слова, Джидада: однажды эти самые Сестры чего-то там обязательно придут плакаться, что их изнасиловали во время очередного голого парада. И от нас еще будут ждать сочувствия! И «Аль-Джазира», CNN, BBC, «Нью-Йорк таймс» и так называемые правозащитные организации будут кричать караул! Просто потому, что кучка заблудших самок забыла свое место! Позор, позор, позор! – визжала первая самка.
– Позор! Позор! Позор!!! – вторила ей площадь, словно это хорошо известная кричалка.
– Именно что позор! Но хватит об этих зудохвостках, я вышла не ради них. Сегодня у меня на уме вопросы поважнее, – сказала ослица, прочистив горло и встав на дыбы во весь рост – рост немалый, – уже без смеха на морде.
Те животные, которые хорошо знали доктора Добрую Мать – а это, конечно, бо́льшая часть Джидады, – поняли по звуку прочищенного горла, что на самом деле ей совсем не нужно прочищать горло, и прочитали по выражению ее лица, гранитной массе, и по ее позе – толукути ноги врозь, хвост пистолетом, грудь колесом и тяжело ходит, голова высоко поднята, – и по ее фирменной фразе: «Сегодня у меня на уме вопросы поважнее», – очевидное объявление войны. Толукути ослица не сражалась на знаменитой и переломной Освободительной войне, но даже камни и палки Джидады вам скажут, что она умела биться и сражать одним языком. Главным вопросом на площади стало: «Кого сразят сегодня?»