Толукути он стоял и думал о той любви, когда тощая корова ткнула ему флаг в морду и сказала:
– Я и не думала, что доживу до гибели паршивого тирана, а ты, любовь моя? Теперь я могу умереть лучше – теперь все мы можем умереть лучше, подумать только!
Обезумевшая корова злорадствовала, не зная, к кому обращается, хихикала, обнажая кривые страшные зубы, и заговорщицки его подтолкнула, уходя к компании ревущих свиней. Он провожал ее взглядом с такой горечью, что почувствовал вкус инсектицида «Гаматокс» во рту, и думал: «Где тот Бог, поставивший меня править, править и еще раз править? И где мой Внутренний круг? Центр Власти? И где Избранные? И где мои соседи? И где мои друзья? И где весь мир, когда Джидада разваливается так, как разваливается?»
И отвернулся, и направился туда, откуда пришел, против течения толпы, которая не останавливалась и не расступалась, не пела ему хвалу, не видела его, когда он среди них и с ними. Он пробирался вслепую, с горечью, с тяжестью. Натолкнулся на одинокое животное – овцу – и уже хотел было излить свой гнев на нее, когда увидел себя, то есть свое лицо на ее желтой рубашке, и на ее черной юбке, и на ее красном шарфе, и на ее зеленой шляпе, и на ее белой сумочке. Овца рыдала – слезами не радости, как все остальные вероломные твари, нет, но целыми реками истинного горя, и ее невероятная печаль так поразила Отца Народа, что он прирос к месту.
– Его нет, они свергли Освободителя! Моего президента, и президента моей матери, и президента моей бабушки; кто теперь будет президентом моих детей? И президентом их детей?! И президентом детей их детей?! Что теперь станет со мной, с нами без него?! – блеяла овца, и Отца Народа так тронула ее скорбь, словно он умер настоящей смертью, толукути так тронула, что он потянулся было к сраженному горем животному, но остановился, тут же увидев, как банда мерзких молодых животных сжигает его красивый официальный портрет. Тот занялся и вспыхнул, и Отец Народа мог бы поклясться, что пламя будто пожирало его тело. Наконец, не в силах больше вынести вид этого кощунства, он отправился обратно в Дом Власти – он казался старше, чем когда выходил из него пару часов назад; и когда ему подали письмо об отречении якобы его авторства и попросили подписать, будто оно и есть его авторства, толукути он подписал.