– Мое ателье – это не мастерская, это клуб! – рассмеялся Нотан, показывая свои владения.
По центру стоял раскройный стол – главный алтарь. Массивный, деревянный, исчерченный мелом и порезанный ножницами. На нем – святая святых: ножницы Нотана, размером с секатор.
– Этими ножницами, – взял в руки Нотан орудие искусства, – можно не только сукно резать, но и гвозди! Что было проверено в споре с сапожником Фимой! – рассмеялся еврей.
Две верные "Зингерши" – ножные пришлись около единственного большого окна. Нотан работал на них, как органист на органе. "Мои девушки поют лучше Карузо!" – любил хвастаться он перед клиентами.
У стенки стояла гладильная "станция": доска, обтянутая старым одеялом, и два чугунных утюга, которые грелись на маленькой буржуйке, зимним источником тепла.
– Тут у нас два в одном: и брюки отгладишь, и согреешься! – махнул он в сторону гладилки.
Сара встала, едва они вошли.
– Я всё убрала, можно садиться работать.
Нотан обернулся к Яну:
– Смотри, брат. Мы живём здесь не хуже других, потому что всё по закону. Только и в законе нужно уметь выжить.
Новая жизнь
Процесс легализации уже семьи Стержицких был делом тонким, почти ювелирным. Первым делом Ян сжёг старые документы. Он своими руками положил паспорта, свидетельства о рождении, старые фотографии в печь, облил керосином и поджёг. Со слезами на глазах он смотрел, как пламя пожирает прошлое.
Теперь они были родственниками покойного двоюродного брата Сары, Станислава Хмелевского, поляка из Вильно, которые бежали от нацизма. Сосед по улице, Иван Яковлевич Белоус, был заведующим домоуправлением. Нотан пригласил его к себе на ужин, угостил чаем с медом и «случайно» обмолвился о родственниках, приехавших "временно пожить".
– Им бы прописочку временную, Иван Яковлевич. На месяц-два. Пока работу найдут.
– А чего ж не помочь, Нотан Моисеевич, – улыбнулся Белоус, прихлёбывая чай. – Главное – чтоб не тунеядцы.
На следующий день Ян с Анной пошли в домоуправление с «новыми» польскими паспортами. Белоус не задавал лишних вопросов. Через три дня у всех членов семьи были штампы о временной прописке в доме Нотана.
С трудовыми книжками было сложнее. В те времена отсутствие официальной работы приравнивалось к «тунеядству» – за что могли арестовать или выслать. Поэтому следующий шаг был обязательным. Надо было трудоустроить всех взрослых.