Обран аккуратно поддержал её и, ничего не говоря оторопевшему музыканту, отвернулся от него и тихо закрыл за собой дверь. Он медленно довёл Урсулу до постели, по дороге кинув неодобрительный взгляд на растерявшегося брата и усадил девушку на ложе. Сам же вновь плюхнулся на табурет.
Все трое погрузились в мрачное молчание, пребывая в странной неловкости от услышанного, будто не для их ушей всё это было сказано.
– Окно приоткрою, что ли, – нарушил молчание стоявший у стола Дарен. – А то воздух какой-то спёртый. Тяжко стало.
– Валяй, только ненадолго, – произнёс Обран, снова прокручивая в голове слова бывшего жениха девушки. «Может, и правда, любит её, гад!» – пронеслось у него в мыслях, и он посмотрел на Урсулу: «Такую точно есть за что любить…»
– Обран! – окликнул младший, вырывая из раздумий следопыта. – Это не тот хмырь, который вот-вот являлся к нам? А то я слабо его разглядеть успел.
Обран молча подошёл к окну и, слегка отодвинув брата с наблюдательного пункта, оторопел: на улице, под дождём, под самыми их окнами стоял Лель и настраивал гитару. И вот, взяв звучный аккорд и, не обращая ни на что внимание, он начал петь:
Разлилось золото светила
На тёмном зеркале воды,
И с приходом этой нежной ночи
Меня обнимешь снова ты.
Я жарко обещаю,
Что не отпущу твою ладонь,
Но ты смеёшься, проклиная,
И говоришь, что звать тебя – Огонь!
Сначала привлекая,
Ты обещаешь лишь покой.
И, любя, ты тихо вопрошаешь:
– Ты мой? Ты мой? Ты мой?
Но потом, напившись до истомы,
До самой звёздной пустоты,
Я знаю, наденешь на меня оковы
И прошепчешь: – Гори дотла! Гори!
Последний перелив струн под умелыми пальцами, и мелодия исчезла под крышами домов Нижнего города. Внизу, в питейной, послышались приглушённые аплодисменты и громкие одобрительные возгласы.
Лель поднял лицо наверх и, увидев, что окно в предполагаемую комнату открыто и из неё частично торчат противные ему морды северян, он что есть силы, закричал:
– Урсула, милая! Прости меня, молю – дай мне шанс! Всего лишь один. Я снова приду к тебе, а пока подумай! – и утерев рукавом мокрое от снегодождевой каши лицо, он закинул гитару за спину и гордо зашагал восвояси, бросив напоследок недобрый взгляд в сторону пришлых братьев.
Мужчины медленно повернулись и посмотрели на хмурую Урсулу, но глаза её выдавали – они были почти на мокром месте. Ничего не говоря, она легла на постель и отвернулась к стене.