Я был поражен. Все ручки отошли на задний план, а на синюю я и смотреть не мог! Как вы понимаете, с тех пор я и люблю писать карандашом. Простой карандаш для меня как зеленый свет. Увидел заточенную головку – хватай и вперед, к великим цитатам!
Все мы меняемся, менялись у меня и тетрадки. Они все так и назывались – «тетрадки» ‒ но вид их определенно развивался. В какое-то время я очень увлекся блокнотами. Эти всегда были модные: обложка откидывалась или наверх, или в сторону, но всегда ‒ с твердым последним листом-спинкой. Был блокнот с подмигивающей девицей и даже с надписями по-английски. Они быстро кончались, как и мой настрой, поэтому эта эпоха прошла почти что бесследно. И вернулось желание завести тетрадку, когда мои дети пошли в школу. Это была странная зависть: у них такие красивые обложки, у этих свеженьких, новых, на кольцах, чистых листах для творчества. Я поступил очень мудро, горжусь собой: я купил несколько (признаюсь, исключительно под мой вкус и размером с альбомный лист) плотных тетрадей с разноцветными обложками ‒ конечно же, для детей, им же тоже надо записывать цитаты их любимых книжек, ‒ и предложил им на выбор, решив, что все, что не досталось им, останется мне. В хозяйстве все пригодится. Сын сразу отказался вообще. Дочь взяла темно-коричневую: спереди обложка была мягкой, едва ли плотнее обычного листа, а сзади имелась твердая картонка. Как она заявила, так удобнее писать на коленках. Я был полностью с ней согласен, хотя по всем правилам воспитания и должен был агитировать за исключительное письмо за столом. А мне досталась ярко-желтая, с изображением осени, на скрепках, а не на кольцах, на ней красными буквами было выведено “Notebook”. Юный мой писатель творил серебряной и золотой ручками, а я продолжил свою верную традицию пользоваться простым карандашом.
Хотелось бы здесь отметить, что «время шло», но оно не шло, а мчалось со страшной скоростью, и не хватало мне листов, листиков, страничек и полей для конспектирования всего гениального, что для меня готовила жизнь. Но в какой-то ее момент я вдруг понял, что так давно ничего не записывал, что блокнот мой покрылся пылью, и что восприятие всей этой идеи у меня поменялось. Рукописи горели, и именно в этом в тот период для меня и была вся их прелесть. Я внезапно осознал, что не хочу сам читать, и не хочу, чтобы кто-то читал мои заметки. Они уже не были личными, поскольку принадлежали другому мне, а всем знакомая переоценка ценностей сделала нового меня очень ворчливым и придирчивым. К тому же за все эти годы я сделал один очень важный вывод: люди склонны верить написанному больше, чем сказанному. Ты их, значит, убеждаешь в чем-то, а они тебе железное «А я читал». И спор испорчен. Читал он, видите ли. Мало ли кто там это написал?!