– Я не понял, – окончательно выходя из себя и поминая на каждом шагу всех богов и демонов подземного мира, рычал центурион. – Где эти скоты? Куда попрятались? Наверняка забились под крышу в тепло. Эх, и отведают они сегодня палки.
С этими словами разъярённый от праведного гнева офицер направил свои стопы к одинокой воротной башне, рядом с которой сиротливо притулилась караулка.
Закипев как медный котелок, он пинком открыл тяжелую дверь и, словно продолжение урагана, бушевавшего на улице, ворвался внутрь помещёния.
Там он и обнаружил своих солдат.
Почти весь дежурный десяток с растерянным видом жался к жаровне, то ли пытаясь просушить намокшую одежду, то ли найти у огня защиту от неведомых сил повелителей ночного неба, пославших им в наказание погодный катаклизм.
Их вид привел Цессия Лонга в бешенство.
– Грязные ублюдки, неженки, выкидыши ослицы…– свирепея и брызжа слюной заорал центурион. – Прибью!
Вне себя от ярости, он выхватил из жаровни железную кочергу, готовясь обломать ее о чью-нибудь незадачливую спину.
Проклиная и понося последними словами свое воинство, Цессий замахнулся на первого попавшегося бедолагу своим импровизированным орудием, как вдруг раздался страшный, невиданной силы, раскат грома, и вслед за ним послышался треск. На крышу караульного помещёния с грохотом обрушилось вырванное с корнем могучее дерево, его массивный ствол разметал черепицу и, проломив кровлю, застрял меж балок.
От неожиданности все находившиеся внутри инстинктивно втянули головы в плечи, включая их грозного командира, который, отбросив кочергу, схватился за висевший у него на шее серебряный амулет-оберег.
На миг показалось, что массивные перекрытия здания не выдержат и погребут под собой людей, но, к счастью, стропила оказались сработанными на совесть.
Устыдившись своей минутной слабости, центурион быстро пришёл в себя и, открыв рот, хотел было продолжить разнос, но новое, ещё более жуткое громовое сотрясение и засверкавшие вслед ему молнии заставили его вновь вцепится в оберег.
Центурион не на шутку напугался.
– О, боги, смилуйтесь, – мысленно начал молиться он, – дайте мне пережить эту бурю и спасите меня от грома и небесного огня.
Цессий тщетно пытался вспомнить хоть какие-нибудь молитвы, которым его учили ещё в детстве, но в голову, как назло, не лезло ничего, кроме площадной брани.