Не заметив среди караульщиков их командира – декана Скавра, центурион разошелся ещё больше, понося площадной бранью стоящих перед ним навытяжку солдат.
– Где этот прохвост Скавр, почему я его не вижу? Куда спрятался скотина, сын собаки…
– Я здесь, – громко и четко произнес чей-то голос.
Строй расступился, и Цессий увидел командира караула, опиравшегося на палку при поддержке гарнизонного санитара.
Центурион хотел было сказать ещё что-нибудь обидное, но осекся.
Его временный помощник, явно едва стоял превозмогая боль в ноге.
– Что с тобой?
Скавр хотел было ответить и даже оттолкнул санитара, но гримаса боли исказило его лицо, и за него ответил медик.
– Командир, у десятника перелом ноги и множественные ушибы, он упал со стены…
– Какого черта тогда ты здесь делаешь. Почему не в госпитале?
– Я хотел объяснить ситуацию…
– К демонам преисподней твои объяснения, срочно его в койку, шины и все такое, понял, – ткнул он палкой в санитара.
– Все понял, командир.
– Исполнять, – рявкнул центурион.
Это был последний всплеск его эмоций и гнева.
После чего Цессий Лонг решил сменить гнев на милость и двумя короткими, но емкими фразами, вызвавшими тихие смешки у немногочисленных ветеранов, закончил на сегодня воспитательную работу.
Ураган внес существенные коррективы в распорядок наступившего дня: все занятия по строевой подготовке, фехтованию и метанию копий, запланированные на сегодня, пришлось отменить. Предстояла уборка территории крепости и починка сорванных крыш и ставень.
Отдав распоряжения младшим командирам по поводу хозяйственных дел и ремонта и наорав напоследок на не вовремя подвернувшегося гарнизонного кузнеца, центурион отпустил всех на завтрак.
Солдатский стол никогда и нигде не отличался ни изысканностью, ни особым разнообразием – кормили плотно, сытно и, как правило, невкусно. В меню обычно входила каша со свининой, обильно приправленная чесноком или луком, похлебка из бобов, соленые оливки и пшеничный хлеб самого грубого помола. Полагалось также вино весьма низкого качества, к тому же изрядно разбавленное водой.
Впрочем, никто не роптал, ветераны – потому что привыкли, а молодежь, помнившая полуголодное существование у себя в деревне или городских трущобах, и этому была рада. Аристократов то в гарнизоне не водилось, им в страшном сне не могло привидеться попасть в такую дыру.