– А она не из этих… Как вы их называете… Африканцы?
Смита с трудом боролась с неприязнью.
– Нет, Эллисон белая. – Невестка ее была ирландкой, дочерью эмигрантов в первом поколении с волосами такими же темными, как у нее. Но в Смите вдруг взыграла детская обида и возникло иррациональное желание произвести впечатление на Пушпу, представив Эли белой костью. – Блондинка. С голубыми глазами. Из очень богатой семьи.
Пушпа была сражена.
– Вах, – ахнула она.
Смита мрачно улыбнулась.
– Слышали об «Эппл»?
– А то, – рассмеялась Пушпа. – Мы не настолько отсталый народ. Все знают «Эппл»! У моего Четана три айфона.
Смита кивнула.
– Так вот, отец моей невестки – один из руководителей фирмы «Эппл». Вы бы видели приданое, тетя. – Она бесстыже врала и недоумевала, зачем пытается впечатлить эту ужасную женщину.
– Очень хорошо! – Пушпа кивала, как корова на лугу. Ее глаза на миг задержались на лице Смиты, а потом она потупилась. – А родители? – спросила она. – Они здоровы?
Подступили слезы, и Смита возненавидела себя за это.
– Мама умерла восемь месяцев назад, – сказала она.
– Соболезную, – бросила Пушпа, словно речь шла о смерти почтальона, а не женщины, которая когда-то была ее лучшей подругой.
Смита почувствовала, как в ней заклокотал гнев.
– Мама прожила счастливую жизнь. Но ни на минуту не переставала скучать по этому городу, – тихо проговорила она. – Она скучала по нему всю жизнь.
Пушпа уставилась на свои руки.
– Как можно скучать по Индии, переехав в Америку? – сказала она.
«Ах ты тварь! – подумала Смита. – Злобная тварь».
– Переехавшие по своей воле, может, и не скучают, – ответила она. – Но те, кого выгоняют из собственного дома…
Пушпа подняла голову.
– Не будем о прошлом. Что толку рыдать над разбитым корытом.
При слове «рыдать» что-то в Смите надорвалось. Она вспомнила, как в первые месяцы после переезда в Огайо они с Рохитом приходили домой из школы, а мама встречала их заплаканная, безразличная. В случайно подслушанных спорах мама упрекала отца, что тот притащил их в холодный край, где вечная зима. А папа поначалу отвечал тихо, пристыженно, но потом его голос становился все громче и резче.
– Вам легко говорить, тетя Пушпа, – гневно ответила Смита. – Не вам пришлось срываться с места. До самой смерти мать не понимала, почему вы тогда нас предали.