– Не пялься, – посоветовал Анкарат.
– Но откуда здесь…
Дверь мастерской скрипнула, нити магии колыхнулись, заискрили над огнём и вокруг.
– Ты поздно сегодня. – Килч хмурился, старой тряпкой вытирал руки – от рудной пыли, золы и только сам знал чего ещё. Высокий, иссушенный временем, мамин учитель походил на дерево у края скалы. В левом глазу у него блестела увеличительная стекляшка в медной оправе – значит, он до сих пор работал, значит, сегодня тихо. Может, всё обойдётся. Да точно!
Анкарат подбежал к Килчу, протянул ему сумку с рудой – Гриз остался у двери. До сих пор он следовал за Анкаратом длинной тенью, а теперь сделался тенью оторвавшейся, запылённой духом каньонов.
– Это Гриз. Он вроде как колдун. Может, найдётся для него работа?
Килч подошёл ближе. Хмурился, всё комкал в руках свою тряпку. Бросил Анкарату укоризненный взгляд: «Сколько раз мы об этом с тобой говорили! Нельзя никого приводить сюда!» – но Анкарат решил не замечать.
– Что ты умеешь?
Гриз ссутулился, смотрел исподлобья. Отвечал тихо:
– Знаю древний язык… знаки… слышу землю… и… понимаю разное… про людей…
Килч вздохнул, но Анкарат не дал ему заговорить, выпалил:
– Он понял про меня! Сказал, что слышит огонь!
– Кто сказал?..
Над нитями магии, над янтарными бликами пролился медовый голос.
Мама стояла на третьей ступени лестницы, словно парила над залом. Платье алое, расшитое золотыми нитями, искристые бусы, серьги и кольца – и даже кулон, который Анкарат принёс с каньонного рынка, а ведь в первый миг швырнула его прочь, уверен был – не прикоснётся больше. И глаза у неё сверкали – не понять, хорошо или нехорошо. Одно слишком легко превращалось в другое.
Огонь танцевал, тянулся к ней, когда она скользнула меж медных чаш.
Подошла, обняла Анкарата – апельсиновый запах, мягкие руки, погладила по волосам. Анкарат заглянул ей в глаза – тёплые и лучистые, золотые. Это всё-таки был хороший свет.
– Что же ты, всем рассказываешь свою тайну?..
Или нет. Нехороший.
– Анкарат мне ничего не рассказывал, – вмешался Гриз, – я просто чувствую. Такая магия. Если это тайна – я никому не признаюсь.
Мама вскинулась, перебросила с плеча за спину одну из смоляных кос. Теперь глаза у неё горели.
– Клянёшься?
Анкарат хотел предупредить, но мамины руки сделались жёсткими, цепкими.
– Конечно, клянусь, – закивал Гриз.