Нукер великого хана. Часть пятая - страница 2

Шрифт
Интервал


Первая глава

Накануне грозы

Новый, четыреста пятьдесят второй год, Онегесий встретил уже вполне здоровым человеком. Великий хан старался не тревожить своего нукера обременительными посещениями в стан, и советник решил использовать свободное время во благо семьи. В походах он часто видел резные избы, созданные руками славянских зодчих. Эти величественные хоромы оставили незабываемые впечатления в его памяти. О них он часто рассказывал своей жене, и видел, как менялись глаза любимой женщины, слушавшей внимательно его истории. Оливия, хотя и прожила с мужем уже довольно много лет, но так и не смогла привыкнуть к жизни кочевника, часто называя шатёр домом, место хранения продуктов чуланом, и так далее, и тому подобное, что иногда, вызывало у советника нескрываемое раздражение. Возможно поэтому, он захотел сделать ей необыкновенный подарок – построить в своём стане для супруги красивую избу. Благо, что умевших их рубить, среди славян, принимавших участие в походах гуннов, нашлось немало. Зима, в Паннонии, выдалась на удивление мягкой, что очень поспособствовало для строительства родового гнёздышка. Дело оставалось за малым, доставить к месту постройки лес. То, что росло по берегам многочисленных речушек, пересекавших равнинные места Паннонии, не подошло, и мастера с отрядом гуннов отправились в предгорья Альп, где выбор был достаточно разнообразен. Каково же было удивление полководца, когда через месяц, вместо брёвен для строительства дома, под низкими, чёрными тучами зимнего неба показались телеги, управляемые избитыми гуннами с отрезанными во рту языками. С собой они привезли мёртвые тела славянских мастеров, жестоко казнённых римлянами. У всех, без исключения, были отрублены головы, а на деревянном щите, висевшем на хвосте одной из лошадей, было что-то написано их кровью. Прибежавший на оклик толмач, заикаясь от страха, еле выдавил из себя:

– Такая участь постигнет всех варваров, решивших снова проникнуть в земли Римской империи!

Сказать, что Онегесий был взбешён, это значит, не сказать ничего. В ярости он метался по шатру, словно разъярённый лев, круша всё из мебели и диковинных вещей, попадавшихся ему под руку. Оливии с превеликим трудом удалось успокоить мужа, который, в сердцах, воскликнул:

– Я, выну лично из тела каждого, кто это сделал, селезёнку, отдам её диким собакам, и буду наслаждаться видом их предсмертных мук!