Не было ни скрипа, ни гула – только лёгкий вздох воздуха, будто дворец сам приоткрывал свои тайны перед избранной гостьей.
Габриэлла шагнула вперёд – и двери так же бесшумно сомкнулись за её спиной, словно пелена между мирами, ненадолго приоткрывшись, вновь сжалась в непроницаемую завесу.
Последнее, что видел Сын Ночи перед тем, как створки полностью закрылись, – это её силуэт, растворяющийся в полумраке тронного зала, где её уже ждал Брат Ночи.
Тронный зал дышал простором и сдержанной мощью. Высокие квадратные окна, лишённые украшений, пропускали внутрь рассеянный свет, который не столько освещал помещение, сколько подчёркивал его глубину. Пол, отполированный до зеркальной гладкости, не отражал ни стен, ни потолка – лишь мерцал, как застывшая ночная гладь, в которой тонули звёзды. Каждый шаг по нему казался шагом по небу, но небо это было холодным и бездонным, лишённым привычных созвездий.
У дальней стены, в самом центре, стоял двойной трон. Он не был вырезан или выкован – скорее, казалось, что его вырастили, позволив древним корням сплестись в нужной форме. Древесина, красно-коричневая, словно пропитанная закатным светом, переливалась серебряными прожилками, будто по ним всё ещё текла живая сила. Подлокотники извивались, как реки на старинной карте, а спинка уходила вверх, растворяясь в тени. Ни резьбы, ни инкрустаций – только мощь и простота, как у самого старого дерева в мире.
На одном из сидений, в позе, балансирующей между небрежностью и царственностью, восседал Эльдриан.
Он не был высоким – лишь на пару пальцев выше Габриэллы, – но в его стройной, подтянутой фигуре чувствовалась скрытая сила, как у натянутого лука. Черты его лица были мягкими и в то же время отточенными: слегка приподнятые внешние уголки глаз придавали взгляду лёгкую загадочность, а скулы, плавно переходящие в узкий подбородок, напоминали линии, выведенные тушью на шёлке. Кожа, тёплого медового оттенка, казалась гладкой, будто отшлифованной морским ветром.
Он полулежал, полусидел, перекинув одну ногу через массивный подлокотник, и в этой позе была не вызывающая расслабленность, а скорее уверенность хищника, знающего, что его территория неприкосновенна. Широкие штаны, цвета песка в первые мгновения рассвета, свободно ниспадали складками, подчёркивая лёгкость его движений. Пояс, тёмно-оранжевый, почти как спелая хурма, охватывал талию, поднимаясь почти до груди, оставляя торс обнажённым. Мускулы не бросались в глаза, но были видны при каждом дыхании – не как у воина, а как у танцора или лучника, чья сила скрыта в точности, а не в грубой мощи.