«"В польском обществ", говорится у отца в одном из его набросков, "постоянно обсуждают речь имп. Александра, сказанную им при открытии сейма в 1818 г., а также речи депутатов, ведут политические и философические споры, а у нас можно слышать разве, как Никифор Сидорович подкузьмил своего приятеля при продаже ему коня, либо как помещик именитаго рода, знатный своими связями и богатыми маетностями, растлевает своих крепостных девок, либо как некий почтенный муж, отец многочисленнаго семейства, дабы оттягать поемный лужок, во всех присутственных местах позорит родную сестру, возводя одну клевету срамнее другой. И уже во всех гостиных непрестанно раздаются розсказни о том, как такой-то помещик за проступок одного крестьянина выдрал всех мужиков и баб своего фольварка от старика-деда до 5тилетней внучки. Почтенные гости внимают сему не с омерзением, а с веселием детской души, с апробацией, точно им повествуют о подвигах древних героев"»129.
Но если грубому насилию подвергались незначительные дворянские фамилии, со стороны более влиятельного соседа, то крестьянские девушки и женщины были совершенно беззащитны перед произволом помещиков, для удовлетворения своей похоти порой устраивавшие целые гаремы. Собиравший по поручению министра государственных имуществ подробные сведения о положении крепостных крестьян А.П. Заблоцкий-Десятовский отмечал в своем отчете: «Вообще предосудительныя связи помещиков с крестьянками вовсе не редкость… В каждой губернии, в каждом почти уезде укажут вам примеры предосудительнаго поведения помещиков. / Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием. Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силою власти, и не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно поит крестьянок, и потом заставляет удовлетворять и собственныя скотские страсти, и своих приятелей»130.
Примечательно, со стороны русской церкви не было никаких внятных осуждений подобного явления, разоблачительных позиций, лишь отдельные личности с туманными высказываниями (в данном случае банально говорить о бездействии православной церкви, которая даже в случае с Салтычихой ни чего не видела, не слышала и вообще получается понятия не имела, что происходит в ее пастве). И власти не были заинтересованы в раскрытии гнусностей дворянского сословия, тем более что в дворянско-чиновничей среде все было куплено и сокрыто. Поэтому того, кто жаловался, если осмеливался, его же и обвиняли в поклепе на своего во всем «примерного» помещика с последующей ссылкой. Такое положение дворянской поруки объясняет, почему настоящих расследований на «Святой Руси» на не святое обстоятельство фактически не было, известны лишь особо громкие дела Л.Д. Измайлова и В. Страшинского (дело второго тянулось четверть века), в обоих случаях закончившиеся весьма мягкими приговорами.