Жили они в одном из самых больших домов в еврейском квартале. В доме всегда было чисто и уютно. На заднем дворе цвел небольшой яблоневый сад, и его сладкий запах свежего меда, проникая в дом, кружил голову. После смерти матери роль хозяйки дома, как само собой разумеющееся, взяла на себя Кейла, которая характером – добрым, мягким, отзывчивым – как и своей красотой, пошла в мать. Сыновья были похожими на отца, кроме, пожалуй, Давида, который не был красив, но своим обаянием и мягким характером от других в этой семье не отличался. Когда дети стали из хедера перебираться в обычную школу, отец поменял им имена. Гершель стал Григорием, Давид – Даниилом, Кейлу переименовал в Катю, а Моисея – в Мишу.
Отношения в семье Гуревичей всегда были настолько дружелюбные, что не только ссор, но даже разговоров на повышенных тонах в их доме никогда не случалось. Особенно были дружны между собой Гриша и Даня. Хотя Гриша был на два года старше, и их характеры и интересы были совершенно разными, можно сказать, даже противоположенными, они были не разлей вода.
Даня, неукротимый среди детей на улице и на школьных переменах, на занятиях сразу преображался, полностью погружаясь в то, что говорил или писал на доске учитель. Правда, это относилось только к точным наукам. У Гриши же все было наоборот: мальчишеские игры ему были неинтересны, как были неинтересны и школьные занятия (кроме литературы), на которых он витал где-то в облаках, чаще всего воображая себя героем читаемой им книжки или недавно увиденного им спектакля или фильма. Читать Гриша научился рано, где-то лет в пять, и самостоятельно: по Катиному букварю. С тех пор он читал запоем. Театр он тоже полюбил еще в детстве – сразу после первого семейного похода на детский спектакль. Посмотрев спектакль, Гриша уже ни о чем другом думать не мог. Немного позже он стал ходить в театр самостоятельно, покупая билеты на скопленные деньги, которые отцом выдавались всем детям на их личные расходы. У Кати своих увлечений не было – она полностью отдалась семейным делам, с которыми, несмотря на свой юный возраст, справлялась как взрослая женщина. И все трое, тоже со взрослой ответственностью, опекали младшего брата Мишу.
Невозможно было представить, что эта семья когда-нибудь разъедется и распадется. Она и не распалась. Даня, считавшийся лучшим учеником в классе, сказал отцу, что в Пермском университете нет подходящего для него факультета, и он хочет поехать учиться в Московский или Ленинградский институт. К этому времени Гриша уже два года как работал в Пермском драмтеатре актером вспомогательного состава. Но его уже тогда интересовала режиссура, и он тоже изъявил желание перебраться в Москву или в Ленинград, где собирался поступать на режиссерский факультет театрального института. Израилю Гуревичу ничего не оставалась делать, кроме как переехать вместе с детьми в Ленинград, где жила его двоюродная сестра. Решение это для него было нелегким. Он никогда из Перми не выезжал, а главное – он должен был оставить могилу своей обожаемой жены. Но разорваться между покойной женой и будущим своих детей Израиль не мог, и он выбрал детей. В Ленинграде, пожив пару дней всем кагалом у своей двоюродной сестры, Израиль Лазаревич, как и предполагал, без труда устроился закройщиком в ателье в самом центре города, на Владимирском проспекте, и снял маленькую, но трехкомнатную квартиру на Загородном, совсем недалеко от работы.