Часть первая. Разрушитель
Зима догорала.
Из гнилых сугробов, оставленных ею в арьергарде, торчали обломанные древки брошенных в отступлении стягов – черно-коричневая щетина терновника с зацепившимися за иглы клочками листьев и иссушенными, невостребованными плодами. Изредка темно-багровыми каплями отмечались кусты дикой розы, да заросли ивы по оврагам лесом воткнувшихся в землю стрел задерживали на себе взгляд-скиталец – чаще волчий, нежели человеческий.
Равнина принимала в себя людей, животных и птиц с одинаковым безразличием. Многие оставались в ней навсегда, удобрив скудный и унылый край Орея своими телами. Край, что протянулся отсюда на несколько дней пути к югу, до самых Бондейских лесов. Редко где распаханная, а по большей части и вовсе не тронутая человеком, земля эта цвела с поздней весны до самых морозов, но плохо родила пшеницу или ячмень. Чертополох и лебеда да полынь-трава отмечали пятна сгинувших деревень, жители которых уходили в поисках лучшей доли вслед за перелетными птицами – на юг. Прочь из пустоши.
С востока, севера и запада прибывали новые поселенцы и оседали в местах, покинутых предшественниками. Что влекло их сюда? Или они просто бежали, куда глаза глядят? Бывает ведь на свете жизнь и похуже, чем просто бедное существование. Много таких появилось здесь сорок зим назад, в годину кочевых войн, когда вожди сначала не смогли поделить кусок степи и увлажнили его кровью своих племен, а затем, объединившись под властью Сатагона, прокатились бурлящей лавиной из огня и стали по землям оседлых соседей.
Незадолго перед этим на Орейской равнине вновь случился голод: два года засухи довели и без того бедствующих жителей до крайности. Они, как и прежние страдальцы, покинули старые жилища и двинулись к Бондейским лесам в призрачной надежде осесть за ними, став богатыми и счастливыми гражданами Свиртской империи. И снова мало кому это удалось: леса кишели диким зверьем и ядовитыми гадами, а свирты не жаловали инородцев – рабство становилось уделом тех, кого не убивали сразу.
Так люди опять покинули Орей. А на следующий год в брошенных домах уже жили очередные скитальцы: как птицы селятся в чужих гнездах, вместо того, чтобы вить свои.