– А у вас есть… что-нибудь согревающее?
В её голове Грег услышал такое, что у него подкосились ноги.
Вывод: быть объектом всеобщего желания – это не только приятно, но и чертовски утомительно.
Особенно когда твоя фантазия уже не поспевает за фантазиями окружающих…
Дымка вечернего света струилась сквозь витражное окно, окрашивая столик Веры в теплые янтарные оттенки. Она сидела, как всегда, в своем углу – островок спокойствия среди бурлящего океана вожделения, что захлестнул сегодня «Бригантину». Ее пальцы медленно водили по краю фарфоровой чашки, где уже остывал третий мятный чай за вечер. Капли конденсата скользили по стеклу, словно повторяя узор, что ее тонкие пальцы выводили на запотевшей поверхности.
Грег, чья рубашка теперь прилипла к спине не только от барной жары, а от десятков голодных взглядов, вдруг услышал среди этого мысленного хаоса:
«Он сегодня так напряжен… Плечи ссутулились, как у загнанного медведя. Хорошо бы ему дали передохнуть…»
Мысль была настолько простой, такой… человеческой, что Грег замер, зажав в потной ладони шейкер с «Космополитеном». Он обернулся и увидел Веру – ее каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, выбивались прядями, будто специально обрамляя то место на шее, где пульсировала жилка. Она не замечала его взгляда, полностью погруженная в книгу – старый потрепанный томик с позолотой на корешке.
«Интересно, почему «Анну Каренину» всегда перечитываю именно здесь?» – поймал Грег ее следующую мысль. – «Может, потому что в этом баре так много своих дра…»
Мысль оборвалась, когда Вера случайно подняла глаза и встретилась с Грегом взглядом. Он увидел, как ее серые глаза – обычно такие спокойные – вдруг расширились, а тонкие брови поползли вверх. В мыслях Веры вспыхнула паника:
«О боже, он что, все это время смотрел? Я сейчас наверное похожа на сову, которая…»
Грег не слышал окончания. Что-то внутри него дрогнуло – что-то настоящее, не затронутое магией зонта. Он резко поставил шейкер и, не обращая внимания на разочарованные вздохи посетительниц, направился к кофемашине.
Его руки – обычно такие уверенные за стойкой – вдруг дрожали, когда он наливал два кофе. Один – черный, горький, как его нынешняя жизнь. Второй – с молоком и двумя ложками сахара, ровно так, как пила ее постоянная клиентка все эти три года. Он даже вспомнил, как однажды заметил, что она сначала кладет сахар, а потом аккуратно размешивает по часовой стрелке, оставляя на поверхности идеальную маленькую воронку.