Я только фыркнула, не поднимая головы от ноутбука. Пальцы методично отбивали ритм по клавишам – контроль, привычка, убежище.
– Посмотрим, – пробормотала я, нажимая «сохранить» и мельком глянув на отражение бокала в темном экране. – Пока я влюблена в винтовки.
Лиам опустился рядом, слегка задевая меня коленом, и аккуратно положил ладонь мне на плечо. Его прикосновение было неторопливым, почти настойчивым. Я замерла.
– Айя, – произнес он мягко. – Мама хотела бы, чтобы ты жила, не просто выживала. Чтобы ты искала свое место не в коде и формулах, а в людях. В сердцах.
Я прикусила губу, взгляд скользнул по столу, но мысли уже нырнули глубже. Сердца… Не то чтобы я не мечтала о тепле, привязанности, смехе до слез на кухне. Просто я научилась упаковывать чувства в архивы, защищенные паролем. Как важные данные, которым нельзя доверять внешний мир.
– Думаете… мама хотела бы, чтобы я вообще туда пошла? В университет? – выдохнула я тихо, почти себе под нос, но в комнате повисла тишина, как после вопроса, на который никто не готов отвечать. Даже тиканье часов стало приглушенным.
Арон поставил бокал на стол, слегка наклонился ко мне и заговорил другим голосом – теплым, как старый плед:
– Не могу говорить за нее, Айя. Но она бы точно хотела, чтобы ты не была одна.
– Она бы хотела, чтобы ты нашла своих людей, – подхватил Лиам. – Тех, с кем легко дышать.
– Людей-идиотов? – скривилась я, пытаясь спрятать неуверенность за иронией.
– Даже идиоты могут быть хорошими друзьями, – усмехнулся он. – Главное, чтобы ты научилась сострадать. Не прятаться в своей броне, а выйти навстречу.
– А если я им не понравлюсь?.. – я выдохнула почти шепотом, старясь, чтобы даже воздух не смогу уловить эти слова.
– Тогда они идиоты, – уверенно сказал Лиам.
Мы одновременно подняли бокалы. Хруст стекла был негромким, почти обрядовым. Первый глоток вина обжег, а потом внутри растекся огонек – не пламя, но достаточно, чтобы стало немного теплее.
Вечер разливался по комнате, как теплое молоко с медом – обволакивающий, тихий, с оттенком грусти, что приходит вместе с воспоминаниями. Мы смеялись над старыми промахами, дразнили друг друга, спорили, кто однажды сжег макароны до угольков, и все равно сошлись на том, что ужин теперь будет моей обязанностью – «по праву самой ответственной из нас».