Он замедлил шаг.
– Я всегда считал, что научная ирония – высшая форма искренности, – заметил он. – Но вы, похоже, не просто ироничны. Вы играете на грани между строгой формулой и личным вызовом системе.
– Возможно потому, что сама система всего лишь гипотеза, проверенная временем, но не истиной, – ответила я, глядя на него с легкой полуулыбкой. – Моя бабушка говорила: «Истина – это не то, что ты нашел, а то, с чем ты сумел договориться».
Он рассмеялся. Не громко, но с такой искренностью, что я на секунду сбилась – не с ритма, а с позиции. Не студентка, не подопытная, не галочка в списке. Полноправный участник разговора. Словно кто-то незаметно сдвинул весы – и они уравнялись.
Я напрягла пальцы на папке – чисто рефлекторно. Нужно было за что-то зацепиться, чтобы не позволить этой мысли утечь:
Может, я действительно на своем месте?
Он свернул за угол первым. Рука в кармане, шаг – уверенный, выверенный, как у человека, который привык думать на три действия вперед. Я держалась чуть позади. Не потому что стеснялась – я привыкла наблюдать. Собирать данные до того, как вступить в игру.
Он принял мои слова. Не отмахнулся, не поставил на полку «странно, но любопытно». Это не снисходительность – это расчетливое внимание. Он не запоминает – он классифицирует. А это значит, я уже где-то в его системе.
– Вам понадобятся допуски к экспериментальному блоку, – сказал он, спокойно, не оставляя мне возможности возразить.
Я кивнула – он не видел, но я знала: он и так учтет мою реакцию. Такие люди всегда знают.
Так просто? Без отчетов, презентаций, бюрократической мишуры? Я ждала вопроса, проверки, а получила маршрут. Как будто меня не оценивали, а уже включили в проект.
Мы остановились у двери с матовой стальной поверхностью. Табличка «Лаборатория. Только по пропускам» отсеивала всех лишних. Профессор вынул карту, провел ею по считывателю – замок щелкнул, дверь приоткрылась.
Внутри пахло озоном, пылью микросхем и чем-то еще – резким, почти алхимическим. Здесь не просто собирали устройства: воздух звенел напряжением, будто формулы вырывались прямо из стен. Стеллажи, как архивы забытых теорий, уходили вглубь. На них – компоненты, стабилизаторы, щупы, экраны, стекло, металл, медь. Все – как части ритуала, где логика и материя сливались в танец.