Минор & мажор - страница 3

Шрифт
Интервал


Лиля брать продукты не хотела. Я её понимала. Я бы тоже у чужих ничего не взяла. Да и у своих не стала бы одалживаться. Горше горя горького чувствовать себя побирушкой. И собственных детей унижать.

Долго я с ней говорила. Поняли мы друг– друга. Главное, надо было найти ей надомную работу. Любую. Только бы деньги приличные платили. И нашла! Соседней фирме требовался «звонарь» – толковый, вежливый работник для работы с иногородними фирмами. Желательно женщина. Обязательно с домашним телефоном. Принять заказ, передать заказ… Я слукавила. Говорю, нет, мол, у моей протеже домашнего телефона – район у нас новый, зато образованная и воспитанная. Работа, конечно, у неё есть и платят неплохо, да ведь денег много не бывает. Короче, уговорила. Купили они Лиле мобильник под мою ответственность. Деньги на телефонный счёт положили тоже под мою ответственность. Кстати, по тем временам немалую сумму. С тем я и уехала в командировку. Не было меня три недели.

Приезжаю – соседи мои, бизнесмены, нахвалиться не могут. Прибавляйте зарплату, говорю. Переманят. Человеку детей кормить надо.

– А у неё дети есть? – Опять слукавила.

– Есть, но уже большие.

Лиля тоже была донельзя довольна. Оказывается, она лингвист, несколько языков знала. Знания пригодились, ещё как!

А Тарасик меня по сей день тётей Дашей зовёт. На будущий год ему тридцать, а мне семьдесят! Семья у Тарасика. Лиля уже бабушка. А я всё равно, тётя Даша – была, есть и буду!

К чему я о Тарасике рассказываю? Да вот к чему:

Мои папа и мама родились почти в один день – мама вечером двадцать девятого ноября, а папа – на следующее утро. Они всегда свои дни рождения отмечали в один день – тридцатого ноября. А ещё через две недели – мой день рождения. А потом – Новый Год! Сплошные праздники! Наверное, поэтому я так люблю зиму. Я и дочку свою единственную– разъединственную родила в декабре – в том же благословенном месяце. Сказка закончилась, когда в январе умер папа. Через десять лет умер брат – молодой и любимый. И тоже зимой!

Моего папу хоронили всей республикой. Он для своего народа сделал гораздо больше, чем кто– либо другой. Цветов было море! В основном гвоздики. В конце семидесятых зимой другие цветы не продавали. Да и гвоздики просто так не купишь… И гроб, и комната утопали в цветах. В венки и то вплели живые гвоздики… С тех самых пор для меня гвоздика – кладбищенский цветок. Я их никогда не покупаю. А если дарят – отдаю кому-нибудь, сославшись, уж я не знаю на что.