Между тем, слух о пропаже денег быстро разошелся по всей батарее и бойцы стали «доставать» меня соответствующими вопросами. Я попытался проанализировать ситуацию и наметить план своих дальнейших действий.
Стало совершенно ясно, что исходить надо из того, что о месте нахождения денег знали только бойцы нашей батареи (да и то не все). Естественно, в первую очередь я опросил наряд по батареи (дежурного и трёх дневальных). Но перед этим я сходил на «техническую зону» и достал из комплекта автомобильной радиостанции Р-125 диктофон П-180 и для пущей важности все дальнейшие опросы проводил под «запись».
Все четверо твердо уверяли, что всю ночь они безотлучно находились в казарме и ни чего подозрительного не видели и не слышали.
Я стал разбираться с дежурными сменами: начертил на бумаге схему, кто – где находился в ночное время и стал опрашивать бойцов, которые ночью выходили из казармы. Потом прошёлся по всем точкам боевого дежурства и проверил журналы приема-сдачи дежурств.
И тут «вырисовалась» одна нестыковка: дневальный Зиганшин во время опроса упомянул, что ночью (во время «пересменки») ефрейтор Кузьмин с несколькими другими бойцами выходил из казармы якобы для подмены на узле связи радиотелеграфиста дежурившего в сети оповещения. Однако, в соответствующем журнале приема-сдачи дежурства записи о его «заступлении» на дежурство не было и радиотелеграфист (которого якобы должен подменить Кузьмин) подтвердил, что ночью его никто не менял, да и не должен был менять.
Ефрейтор Кузьмин был старослужащим солдатом, собирался уже на дембель и как бы претендовал на неформальное лидерство в солдатской среде и наш старшина сделал его внештатным «каптёрщиком». Поэтому, и в этот раз – старшина перед тем, как лечь в госпиталь, передал ключи от «старшинской кладовой» (каптёрки) этому самому Кузьмину.
С целью уточнения этой «нестыковки» я зашёл в каптёрку. Когда я стал задавать Кузьмину соответствующие вопросы, то он заметно занервничал и мне это очень не понравилось. Он начал «мямлить» о том, что запутался в сменах: мол сначала подумал, о том, что ему надо идти на дежурство, а затем вспомнил, что уже и не надо и сразу вернулся в казарму, но дневальный у «тумбочки» и дежурный по батареи «кимарили» и поэтому его приход не заметили.
Всё это было крайне неубедительно и у меня в отношении Кузьмина возникли очень серьёзные подозрения. Я стал размышлять о том, как бы его «припереть к стенке» и, вспомнив великого Шерлока Холмса, решил действовать методом давления «на психику».