Наёмник ненавидел, когда его трогали. И он делал всё возможное, чтобы его сторонились. К счастью, хозяин таверны не вешал на Сокола ярлыки и не запрещал ему, невзирая на неидеальное поведение, наведываться в его заведение. Он приносил прибыль – и это оставалось главным.
Сокол прикусил губу. На самом деле, он не любил свою жизнь, эту таверну, не любил боль, которая возвращалась к нему по утрам. Не любил скорбь и кошмары, где родные люди превращались в мёртвую высушенную плоть, распадающуюся на глазах. Он презирал свою совесть, вгрызавшуюся в сердце. Он ненавидел себя за то, как обходился в тот день со Скворцом, как желал сбросить со скалы Ворона за его храп, на который бы сейчас с удовольствием обменял нынешнее существование. Он скучал по Орлу и по его тёплому, иногда сварливому голосу. А теперь… Теперь Сокол остался совсем один, и он начал ценить свою команду лишь тогда, когда её потерял. Какая жестокая ирония.
После того, как наёмник выбрался из прокля́того храма, ему казалось, – за ним ринутся в погоню. В конце концов, сопровождающий превратился в пепел, заказ не выполнен, а необычное голубоватое перо вместо того, чтобы красоваться в руках заказчика, успешно хранилось в сумке Сокола. Он считал важным оставить этот артефакт у себя. По крайней мере, он ему был зачем-то нужнее, чем этому неизвестному человеку, по чьей вине всё покатилось в тартарары.
Сокол мечтал его прикончить.
Эта ненависть кипела в каждом потаённом уголке сознания. Сокол рвался разыскать его и отомстить, но потом, успокаиваясь, понимал, что ко всей беде причастен только он. И никто больше.
К радости Сокола, за ним не погнались. Или же просто не нашли. Хотя, возможно, его давно убили во сне, и всё происходящее – одна из вариаций упущенного будущего, что было, без сомнений, обычным пьяным бредом. Скорее всего, заказчик нанял других людей – когда одни наёмники нежданно-негаданно испарились и не принесли ему желаемое. Хотя навряд ли те смогли обнаружить, если добрались до храма, что-то полезное. Хотел бы Сокол глянуть на эту напыщенную, искажённую гневом морду.
В первые месяцы Сокол надумывал как-нибудь обратиться к ниврам, попасть мистическим образом в их Королевство и попросить о помощи. Перо было в их храме, а значит, они должны что-то знать. Хотя бы маленькую крупицу информации, за которую удалось бы зацепиться. Но гордость переборола здравомыслие, и Сокол поддался простой человеческой апатии и оставил всё как есть.