.
В груди появилось жжение, заставившее его застонать и открыть глаза. Вместо комнаты того прокля́того дома, где он прежде находился, Сокол увидел… пустоту. Кругом – лишь белый свет, такой неестественный и совсем несвойственный для реального мира.
Неужели он… погиб?
Боль, прежде донимавшая его, отошла. Сокол почувствовал небывалую лёгкость, вызвавшую в нём неясные, но почему-то радостные эмоции.
Он не знал, лежал ли сейчас или всё же стоял – гравитации в этом мире, насколько ему удавалось судить, не существовало, – однако Сокол сделал шаг и оказался на твёрдой, вполне материальной поверхности.
Значит, он всё же стоял.
Сокол прошёл ещё немного, прежде чем обернулся. Наёмник, надеясь заметить хоть какое-то изменение в пространстве, ощутил горечь разочарования, когда осознал, что не произошло ровным счётом ничего. Всё оставалось по-прежнему раздражающе белым, ненормальным и невозможным.
– Дерьмо…
Сокол, закусив губу, похлопал себя по карманам – в них не нашлось ни одной полезной вещи, которая могла бы ему помочь. Он был практически беззащитен против опасности, если она, конечно, собиралась его здесь настигнуть.
Куда же наёмник угодил? И что ему теперь делать?
Будучи совершенно растерянным и морально убитым, Сокол, осторожно передвигаясь, совсем не хотел подыхать в забытом самим Сущим месте. В этот раз он не желал пускать всё на самотёк, чтобы кто-то, а не он сам распоряжался своей судьбой. Сокол должен вернуться обратно, сделать всё от него зависящее для… А для чего? В прошлый раз его поступки не привели ни к чему хорошему. И какой, интересно, толк возвращаться в суровую реальность, где его наверняка поджидал новый ужас?
Он чем-то болел. Сокол не имел ни малейшего представления, как это объяснить, только с его телом творилось что-то не то. Оно предавало его, не подчинялось и только мешало, издеваясь изощрёнными способами над своим хозяином и подбрасывая ему ещё больше испытаний на выдержку.
Сокол подумал о проклятии: что на той ненавистной книге стояли ниврийские печати, разрушенные из-за его неуёмного любопытства. Он решил, что страдания, выпавшие на его долю после храма, – это длинная пытка, в конце которой его поджидала ещё более мучительная кончина.
Сокол поёжился от жутких мыслей.
Когда смерть оказалась так близко, он понял, что совсем к ней не готов.