Она не повернулась. «Теперь знаешь», – ответила она плоским тоном. – «И что?»
«Я хотел помочь. Я…»
«Помочь?» – она наконец повернула к нему голову. В глазах не было слез, не было гнева. Была ледяная стена. Та самая, что он боялся увидеть. Но теперь она была выше, толще, неприступнее. – «Ты помог. Ты помог вынести мусор. Спасибо». Ее голос звучал как нож.
Они доехали до квартиры. Оля первая вышла из машины, первая открыла дверь. Она прошла в спальню, не включая свет в прихожей. Сергей стоял в темноте, слушая, как шуршат ее шаги, как захлопнулась дверь ванной. Через несколько минут она вышла – уже в ночной рубашке, с лицом, вымытым до скрипа.
«Я поеду к маме», – сказала она вдруг, глядя не на него, а куда-то в пространство над его плечом. – «На неделю. Может, дольше. Ей… ей одной тяжело сейчас».
Сергей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это был не вопрос. Это было заявление. Бегство.
«Но… почему?» – вырвалось у него. – «Мы же…»
«Нам нужно побыть отдельно», – перебила она его. Голос был спокоен, как приговор. – «Мне. Нужно побыть одной. Подумать». Она наконец посмотрела на него. В ее глазах не было ненависти. Не было даже разочарования. Была усталость. Бесконечная, всепоглощающая усталость. От него. От себя. От этой жизни. – «Не звони. Я сама позвоню. Когда… когда решу».
Она прошла мимо него, скользнув в спальню. Сергей услышал, как открывается шкаф, как шуршат вещи, укладываемые в сумку. Звук молнии прозвучал как последний аккорд.
Жизнь мужчины с женщиной. Это не только радость встречи. Это стоять в темной прихожей своей же квартиры и слушать, как она упаковывает вещи, чтобы уехать к матери после того, как вы вместе вынесли мусор ее прошлого. Это понимать, что "подумать" – это эвфемизм для "я не знаю, хочу ли я больше этой жизни с тобой". Это осознавать, что самая страшная стена – это не гнев, не скандал, а вот эта ледяная, вежливая усталость, за которой – пустота. И что ключ в замке, который когда-то означал возвращение домой, теперь может щелкнуть только один раз – когда она уйдет. Навсегда. Сергей прислонился лбом к холодной двери в прихожей и закрыл глаза. Тишина квартиры гудела, как рана.
Щелчок замка за ее спиной прозвучал тише, чем Сергею представлялось. Не громовой раскат конца, а короткий, сухой звук – как отламывание хрупкой ветки. Он так и стоял, лбом прислоненный к двери, пока шум мотора ее машины не растворился в ночном гуле города. Потом медленно развернулся.