Я медленно выпрямился. Наши взгляды встретились. Он ждал подтверждения моей бесполезности.
– Он не украл, – произнес я тихо. – Он сделал опись.
Ковалёв нахмурился. Мои слова были для него помехами, шумом.
– Что за бред, реставратор? – бросил он, снова светя на палец.
Его непробиваемость подействовала как катализатор.
– Вы ищете мотив в кошельке, а он оставлен на пальце. Вы ищете зверя. А это человек, которому стало невыносимо скучно. Но чтобы это увидеть, нужно поднять взгляд от протокола, следователь.
Прямая атака. На его функцию.
Выражение лица Ковалёва сменилось. Профессиональное снисхождение уступило место глухой, непробиваемой стене.
– Гражданин Ардатов. Немедленно покиньте территорию. Или я оформлю задержание.
Он прекратил разговор. Мой взгляд прошелся по нему, оценивая дефекты: слишком прямую спину, слишком уверенный тон. Некачественная работа.
Я молча развернулся и пошел в темноту.
Ковалёв остался стоять. Его пальцы впились в рукоять портфеля. Он был неподвижен.
Ночь. Кабинет Уманского.
Воздух здесь выдержанный, нежилой. Запах старой кожи, архивной пыли и остывшего сигарного пепла. Единственный источник света – зеленая лампа на огромном, пустом столе из черного дерева.
Уманский сидел. Он смотрел в одну точку на полированной поверхности.
Дверь приоткрылась беззвучно. Вошел его помощник. Функция в безупречном костюме. Молча положил на край стола один лист бумаги. Закрыл за собой дверь. Тишина не нарушилась.
Уманский не прикоснулся к листку. Его взгляд не скользнул по тексту.
Он открыл тяжелый гроссбух. Нашел нужную страницу. Палец в белой перчатке проследовал по строке.
Актив №7. Аукционный дом «Наследие». Оценщик: Полонский А.Д.
Напротив стояла сумма красными чернилами – цена, которую запрашивал Полонский за контрольный пакет. Неприемлемая.
Уманский взял перьевую ручку. Он не вычеркивал имя. Двумя параллельными линиями перечеркнул красную цифру. А затем рядом ровным, безжизненным почерком вывел новую, обнулявшую предыдущую.
Он промокнул чернила.
И перевернул тяжелую страницу.
Тихий коридор. Глухая дубовая плита двери. Я вошел.
Карельская береза. Бронзовое пресс-папье под прямым углом. Книги стоят по высоте: «Война и мир» рядом с дешевым детективом. Воздух неподвижный: старая бумага, кожа, деньги.