Мэр хмыкнул, буравя взглядом свой промёрзший поплавок с сосредоточенностью человека, который за всю жизнь искал лишь налоговые отсрочки и оправдания.
– Сидит весь день в телефоне, музыку слушает. Думаю, у неё аллергия. На документы. Или на деревенских. А может, на всех сразу.
Госпожа Мацуда фыркнула.
– И как такая женщина сюда угодила? Если она прячется от мужа – так в Токио-то исчезнуть куда проще. Там никто никого не замечает. А здесь чихни – и вся деревня уже знает, какого цвета у тебя носовой платок.
Кацуxиро пожал плечами, и его живот согласно задрожал.
– А может, ей снег нравится. Или тишина. Или, может, она просто такая же сумасшедшая, как и мы.
Прежде чем госпожа Мацуда успела выдать очередную оценку здравомыслию окружающих, по льду, поскальзываясь и размахивая руками как в каком-то трагикомическом балете, пронёсся человеческий вихрь. За бегущим волочился шарф, развевающийся, будто флаг бедствия. Это был господин Хироси Танака – тот самый тесть мэра и одновременно человек, которого даже местные жители часто путали со стареющим гномом в состоянии панической атаки.
Но в этот момент он походил скорее на участника бегства от разъярённого барсука, чем на муниципального бухгалтера, и уж тем более гнома.
– Проклятье! Харуто! То есть… господин мэр! – выдохнул он, разбрасывая слова, словно мелочь по мостовой. – Они звонили! Из канцелярии губернатора! Из самого Токио! Говорят… туристы! Богатые! Саудиты! Они летят! На наш грёбанный [не как в оригинале] праздник! На вертолёте!
Мэр моргнул. И снова моргнул. Потом еще раз моргнул. Как будто он пытался осознать, что по воздуху сюда может прибыть что-то ещё, кроме метели.
– Успокойся, Хироси. Саудиты, говоришь? Ну так встретим. Окажем, так сказать, радушный приём. Квашеной капустой госпожи Мацуды накормим… И тёплого пивка предложим – для согрева?
Глаза бухгалтера сделались размером с, пусть и небольшую, но префектуру.
– Пиво?! Это ж арабы! Они ж не пьют! А что мы им покажем, а? У нас никаких праздников не было уже лет десять! Мы только отчёты пишем да фотографии шлём!
Лицо мэра, обычно гладкое и закрытое, как налоговая декларация, в этот момент стало похоже на разваливающуюся икебану.