– Ну, этого быть не может. А как знаменитая стена? Это же тогда развалится весь Варшавский Договор.
– Не знаю, насколько это коснётся других стран, но обе Германии будут объединены.
– Но об этом ничего не говорят по телевидению.
– Скоро услышим. Я это знаю лично почти от первоисточника.
– Ну, ты прямо разведчик или пророк какой-то. А что касается человеческой нечистоплотности, так она и здесь есть. Кто имеет доступ к дефицитным товарам, к продуктовым магазинам и базам, тоже имеют достаток, и понятно, что это некрасиво.
– То, что происходит здесь, это вынужденные поступки голодных людей. Делаю акцент на слове «голодных». Но ведь там-то есть абсолютно всё. Там наши люди, работающие за границей, с точки зрения обычных людей, состоятельные, сытые товарищи. Представляешь, там полки завалены продуктами, которые по истечении определённого срока переоценивают, и они стоят вообще копейки. Там причина в другом. Там, нашими людьми правят глупость и алчность – в большом и в малом. И нет граней в понятии достаточности.
– Может, ты ошибаешься и напрасно обостряешь. Если честно, Николай, завидую тебе. Я бы даже заплатил, чтобы повидать мир. Но ведь не вырваться, да и денег надо немало. А ты, просто работая, имеешь возможность попутно всё это видеть в реальности.
Лидия деликатно слушала, вставляя шутливые реплики, пытаясь свернуть нас с серьёзного разговора. Выпив и хорошо перекусив, мы ещё долго болтали. Я стал собираться, а Владимир вызвался проводить меня до моей квартиры, где сейчас жила семья моих знакомых.
Выйдя на улицу, Владимир заговорил:
– Что-то, Николай, ты недоговариваешь. Что творится в твоей семье? Можешь не говорить, но я твой старый друг, пойму.
– Ты прав. Сидит во мне заноза много лет. Разные мы с Галиной. Ей интересны шумные компании. А мне скучно с ней, и ничего не могу с собой поделать. Хотя, ты знаешь, могу и выпить, и гитару взять. Когда мы с ней познакомились, ей было пятнадцать. Уходил в армию, ей было семнадцать лет – малолетка. Договорились, что будет ждать. Когда до дембеля осталось полгода, одногруппницы прислали мне письмо, что она неверна мне. Сначала думал, что это розыгрыш или по злобе. Конечно, переживал. А когда демобилизовался и приехал в городок, где она училась, она не стала отказываться, что деревенский забулдыга Сорокин приезжал и жил у неё. Теперь я удивляюсь себе, что меня тогда сдержало от разрыва с ней сразу. Может, то, что до армии мы не были мужем и женой и формально она была вольный человек и не обязана была ждать. Если не брать во внимание данное слово. Всё-таки тогда я решил жениться, был настойчив, и, естественно, она согласилась. Сам виноват. Всё это осело на душе и, как червячок, не давало покою. Но за все прошедшие годы я её ни разу не попрекнул. Наверное, это из детства: трудности есть во всём, идеального ничего не бывает. Уже когда были женаты и она некоторое время отрабатывала по направлению в сельской школе и жила в деревне, она пыталась прервать беременность с помощью какой-то деревенской медсестры. Зачем она хотела это сделать? Наверное, просто не любила меня. Слава Богу, что не получилось у них – дочь хорошая растёт, теперь уже большая. А по прошествии многих лет всё то, прошлое, не забывается, и трещина только увеличивается. Раз любви нет, то мои руки развязаны.