Такова жизнь - страница 59

Шрифт
Интервал


– Да, был. Да только прожёг я свою жизнь по разным мелочам.

– Так поправьте её. Ещё не всё потеряно, – стоял я на своём.

– Ты молод и не можешь судить о том, что может или не может пожилой человек. В этом состоянии надо находиться, чтобы это понять и почувствовать. Я всю жизнь мечтал иметь свою киностудию, чтобы снимать то, что меня интересует.

– Так что, сейчас я вас не интересую? – спросил я.

– Ты тут ни при чём. Ты – это обязаловка. Ты даже не понимаешь, о чём я говорю. Это из другого мира. Должна быть свобода выбора материала, темы и, в конце концов, вспышка творческого горения или неожиданная находка.

– Я вас понимаю. Я тоже хотел бы стать поэтом и писать книги, – продолжал я.

– Поэтом ты и так можешь стать, работая на прежней работе, если есть талант. А у меня уже всё позади, – сказал Анатолий тоном пессимиста.

– Не расстраивайтесь, у вас и так наверняка была интересная жизнь. Многие об этом и мечтать не смеют, – пытался подбодрить я.

– У каждого свой уровень мечты и оценки реальности. Так, дамы, хватит краситься, красота в душе человека, а не в яркости губ, – назидательно сказал Анатолий.

– С душой у нас всё в порядке. Мы исполняем ритуал, который нам, женщинам, придаёт уверенности. Нравиться мужчинам – это важно, но удовлетворение собой – это как ягодка на торте. Вам, мужчинам, не понять, – утвердилась в своём мнении Раиса Мулдашевна. Перед столичным оператором она не пасовала и чувствовала себя уверенно.

В шесть часов утра кафе отеля уже работало, там мы и позавтракали. Сытные бутерброды и кофе уютно расположились где-то рядом с душой, подняв настроение. Шесть тридцать – это достаточно рано, но мы видели, что жизнь на улицах уже кипит. В это время многие немцы на предприятиях уже работают. В четырнадцать-пятнадцать часов они уже свободны от работы. Добрых полдня у них остаётся для домашних и личных дел. На узких петляющих улицах, по которым мы ехали, часто встречались и мужчины, и женщины на мопедах и велосипедах.

Многие населённые пункты, сквозь которые мы проезжали, мне были хорошо знакомы и наталкивали на разные воспоминания.

Я рассказал сидящим в машине о личности главного инженера фабрики – Хартмана, у которого предстоит брать интервью. Он широкоплечий, более чем двухметрового роста, весёлый и с удивительно доброй душой. Когда он хохочет, кажется, содрогается воздух всей округи. Но если он кого-то отчитывает, лицо его продолжает оставаться дружелюбным, но от его тона все невольно съёживаются.