– Девочка моя, сегодня я повезу тебя в «Донон», – радостно сообщил ей Гладышев. – Там собирается одна Петербургская богема. И будет пара моих приятелей. Надень на себя что-нибудь красивое. Хотя… о чём это я… Ты красива, моя милая, во всём. Я заеду за тобой в семь.
Как и обещал, он заехал за ней в семь вечера и буквально обомлел от её вида. Аннушка надела на себя полупрозрачное вечернее платье на тоненьких бретельках, перекинутых через худенькие плечи с откровенным декольте спереди и глубоким вырезом по открытой спине, где, словно два птичьих крыла, торчали её молочной белизны острые лопатки. Платье это было какого-то новомодного и смелого, прямого покроя, с расширением и воланами книзу. Но весь лиф, не упрятанный в корсет, либо сорочку, был настолько тонок, что сквозь шелковую, болотного цвета ткань просвечивали маленькие груди с торчащими от прохлады сосками. Волосы Аннушка заколола шпильками кверху, обнажив беленькую, лилейную шейку. На ее юном личике почти отсутствовала косметика. Лишь пухлые губы поблескивали розовой помадой, и чёрные стрелы ресниц казались гуще и длиннее. В этом наряде она выглядела восхитительно и одновременно порочно, словно обнаженная девственница возле позорного столба.
– Аня, тебе нельзя идти в таком виде, – восхищенно прошептал он сухими от волнения губами.
– Разве я некрасива? – беспечно отвечала она.
– Нет, ты невероятно красива. Откуда это платье?
– Мне привезли его в подарок из Парижа, ещё год тому назад, – уклончиво отвечала она.
– Слушай, в таких платьях, наверное, ходят лишь смелые суфражистки или эти, как их, чёрт, феминистки! – первое, что пришло в голову, ляпнул он, пожирая её глазами. – В Петербурге я не видел таких нарядов. Слишком вызывающе.
– Не волнуйся, Мишель, грудь я закрою этой штучкой.
И она обмотала шею тёмно-зеленым страусиным боа, в тон к платью.
– А, то есть, здесь всё будет закрыто?
– Ну, конечно…
– Ну, ладно тогда.
* * *
Как он и ожидал, его утонченная и экстравагантная спутница вызвала в «Дононе» настоящий фурор. Когда под звуки фокстрота, в потоке ярких софитов, она, виляя маленьким задом, шла меж столиков по ковровой дорожке, то её, небрежно накинутое боа, слетело с худых плеч, обнажив весь немыслимый фасад тоненького шёлкового платья. А Гладышеву приходилось не единожды поднимать этого мохнатого змея и цеплять его Анне на шею. Порой всё это выглядело довольно комично. Ему казалось, что он выступает в роли Адама, пытающегося прикрыть бесстыжую Еву хотя бы фиговым листком.