– Ну как тебе книга? – решила я перевести тему.
– О! – воскликнула Аня. – Я же так спать и не смогла лечь, пока не дочитала.
– Понравилось?
– Не то слово! Я плакала, вот реально рыдала. Не помню, когда еще со мной такое было. Там же почти что про мою жизнь написано. И так горько стало… И вместе с тем как-то спокойно. Спасибо тебе еще раз!
В следующий раз, когда открылась корма, разносили обед. Аня решила не сдаваться и пригрозила написать жалобу за нарушение со стороны администрации СИЗО. В результате вместо одной ложки нам соизволили выдали две, но двойную порцию обеда по-прежнему плюхнули в одну шлёмку.
От супа мы дружно отказались, так что трапеза состояла из картофельного пюре. Ну как пюре… Из картошки, переваренной настолько, что клубням просто некуда было деваться, кроме как превратиться в картофельную кашу с комочками. Аня предложила мне поесть первой, а потом приступила к обеду сама.
– Да, повар тут так себе сейчас работает, – недовольно протянула сокамерница, хотя мне еда показалась пищей богов. Наверное, с голодухи.
– Интересно, кто сюда нанимается на работу? – размышляла я вслух. Не укладывалось в голове, что в такое учреждение кто-то еще устраивается по доброй воле. Атмосфера тут, конечно, угнетающая.
– Да никто, – усмехнулась Аня и пояснила: – Те же заключенные бабы тут и работают в хозчасти: на пищеблоке – повара, баландеры – разносят вот нам. Еще тут есть своя прачечная – постельное все стирают, форму операм приводят в порядок, пекарня – оттуда вот этот хлеб, псарня – там у них собаки служебные содержатся, которые территорию охраняют, чтоб мы не сбежали. Ну и швейка еще, где девки строчат форму для тех же оперов, телогрейки и робы для заключенных разных тюрем и зон.
– А почему их отсюда на зону не отправляют? Как они тут остаются? – вопрос меня внезапно заинтересовал. Представила, насколько удобнее будет маме и моему парню ездить ко мне сюда, чем в какую-нибудь Мордовию. Мама-то куда угодно поедет, а вот насчет него я сомневалась.
– Да хрен знает. Никогда не задумывалась. Я всегда на зону ездила, там свободней себя чувствую, чем в этих стенах.
Через два дня корма открылась в неурочное для приемов пищи время, и нам сказали:
– С матрасами на выход!
Это означало, что нас переводят с карантина в настоящую камеру. На этом наши пути с Аней разошлись, потому что инфицированные содержались в отдельных камерах. Но я всегда буду помнить этого хоть и гиблого, но вместе с тем неуловимо светлого человечка.