или Три Тени на Завалинке
Год урожайный на воевод! Очередь в приказную избу – как в баню по субботам!
Фёдор Иваныч Одоевский (Первый воевода): Его лозунг: «Не сидится на печи! На Казань надо!»
Собрал ватагу удальцов, тряхнул стариной – и марш на восток. Итог похода: «Казань цела? Ну, хоть шапку басурманскую привезли – в казну положить. Главное – отметился!»
Иван Григорьевич Очин-Плещеев (Второй воевода, январь): Вступил в должность под вой вьюги. «Михайлыч, ты от печки не оттаивал? Я в январе – как в проруби! Где тут дров? Где горячительного? Казань? Пусть Федька её воюет, а я – обмороженные уши лечить буду!»
Алексей Данилыч Басманов (Третий воевода): Тихий, как удав перед прыжком. Присматривался: «Ишь, Федька на войну сбежал, Ивашка – в сенях дрожит… А я тут порядок наведу! Кто дрова не рубит? Кто подати платить ленится? Записываю в свой особый „синодик“!» (Позже он станет грозой опричнины, а пока – только нарабатывал навык устрашения на елатомских недоимщиках).
1550-й. Князь-Сокол. Константин Иваныч Курлятев-Оболенский!
Воевода – княжеской крови!
Въехал в Елатьму, как на парад: «Где тут ногайские мурзы шалят? Покажите дорогу! Мне Касимовский князь жаловался!»
Через год (1551-й) он и Семён Шереметев устроят ногайцам такой «концерт» на Оке, что те запомнят елатомские берега, как место своей грандиозной оплеухи от Руси! «Курлятев? Этот не просто воевода – он как сокол на мышь!» – шептались в Орде.
1665-й. Ветеран Перемен. Фома Константиныч Беклемишев.
Приехал в Елатьму, когда стрельцы уже не те, да и воеводская должность – не в почете, а в тягость.
Сел на воеводство, огляделся: «И где тут прежняя грозная крепость? Ах, сгнила… И стрельцы? Ах, разбежались… И казна? Ох, пуста… Ладно, хоть чайку попью. Повешу ключ от несуществующей казны на гвоздик – для памяти.» Типичный «сиделец» в смутное межвременье.
Мораль сих воеводских сказов: Елатьма была для них не точкой на карте. Для Одоевского – плацдарм для авантюр. Для Очина-Плещеева – место, где грели кости. Для Басманова – тренировочный поликон для будущих опричных ужасов. Для Курлятева – форпост, с которого били врага. Для Беклемишева – тихая гавань на закате эпохи. А Ока-матушка всех их видела, всех помнила – и всем в конце концов сказала: «Пора и честь знать! Место освобождайте!»