Он вспомнил сенсея, который всегда говорил: «Меч – это продолжение твоего духа. Если дух силен, то и меч силен, даже если его нет».
Акира сосредоточился. Он сфокусировал свое Ки, как он делал это перед каждым мощным Мен или До. Он собрал всю свою волю, всю дисциплину, всю энергию в одной точке – в своей правой руке, словно в ней был синай. Он сделал выпад, целясь в бок Теневого Волка, который пронесся мимо него.
Киай!
Вместо привычного мощного крика, из его груди вырвался лишь глухой, гортанный звук, но внутри Акира ощутил нечто иное. Его Ки, сфокусированное в руке, не рассеялось в воздухе. Оно вырвалось наружу, словно невидимая, но осязаемая волна. Он почувствовал, как она ударила по боку зверя.
Теневой Волк взвизгнул. Не от боли, скорее от неожиданности. Его тело дернулось, словно его толкнула невидимая сила. Зверь отшатнулся на несколько шагов, его красные глаза моргнули, выражая замешательство.
Акира был поражен. Это сработало. Его Ки, направленное с той же концентрацией, что и удар мечом, проявилось физически. Это был не удар кулаком, не толчок. Это было… Кендо-Кен. Невидимый меч.
Теперь он знал. Он обладал оружием.
Теневой Волк быстро оправился от шока и снова бросился в атаку, на этот раз с большей яростью. Акира был готов. Он снова уклонился, но на этот раз его глаза были широко открыты. Он видел поток Ки, исходящий от зверя, предсказывая его следующую атаку.
Когда волк был на самой близкой дистанции, Акира совершил До-Учи – удар по корпусу. Его правая рука метнулась вбок, следуя траектории, которую он тысячу раз отрабатывал с синаем. Он собрал все свое Ки в руке и высвободил его в момент контакта.
Киай!
На этот раз, когда его невидимый «меч» ударил по ребрам Теневого Волка, раздался странный, сухой звук, похожий на треск ломающейся ветки. Зверь взвыл, его тело неестественно выгнулось. Оно кувыркнулось несколько раз, врезалось в дерево и затихло. Красные глаза потухли.
Акира стоял, тяжело дыша, но не от усталости, а от шока. Он сделал это. Он убил монстра. Без меча, без магии, только с помощью своего Кендо.
Он медленно опустил руки. Его ладони слегка дрожали, но не от страха, а от осознания. Принципы его искусства, которые в его родном мире были лишь философией и техникой, здесь обрели осязаемую, почти магическую форму.