В голове пронеслось: «Так вот как это работает. Не совет. Не рекомендация. Корректировка. Мгновенная. Беспощадная. Как током…» Она вспомнила уколы в виске, когда мысли заходили в «запретную» зону. Это было то же самое. Только в тысячи раз мощнее. Насилие над душой, совершаемое в реальном времени, на улице, средь бела дня. И самое страшное – та лёгкость, с которой это насилие было принято. Эта пустая улыбка. Этот вздох-сброс.
Её собственное лицо онемело. Она не могла пошевелиться. Ноги стали ватными. Она стояла посреди тротуара, как заблудившийся ребёнок, а поток «оптимальных» пешеходов аккуратно обтекал её, не задерживаясь, не проявляя беспокойства – Система, вероятно, уже классифицировала её кратковременную неподвижность как «микро-паузу для переориентации», не требующую вмешательства.
И тут в её поле зрения вспыхнуло. Не предупреждение. Не совет. Просто цифра. Её Коэффициент Счастья. Он горел не привычным золотистым или даже желтоватым после недавнего падения. Он горел холодным, тревожным синим светом.
85.0
Падение. Резкое. Значимое. На два полных пункта. Не после долгой дисгармонии, а мгновенно. Как реакция на увиденное. На правду, мелькнувшую в искажённом гримасой горя лице женщины и мгновенно затоптанную безмятежной маской.
Это падение КС было не наказанием. Оно было симптомом. Симптомом глубокого, внутреннего землетрясения. Система регистрировала не «дисгармонию», а шок от столкновения с механизмом собственного порабощения. С тем, что её собственные уколы в виске, её собственный гул, её собственная пустота – это не индивидуальные сбои, а часть глобальной, бесчеловечной машины, способной за долю секунды выжечь из человека горе, превратив его в улыбающегося манекена.
Цифра 85 пульсировала, синяя и холодная, накладываясь на уходящую вдаль спину женщины с корзинкой. На фарфоровое лицо куклы, безвольно выглядывавшее из-за края плетения. На безупречную пустоту окружающего мира. Наташа сделала шаг. Потом другой. Её тело снова двигалось, подчиняясь мышечной памяти и навигационной стрелке в очках. Но внутри всё было перевёрнуто. Ледяной холод сменился лихорадочной дрожью. Звон в голове вернулся, но теперь он звучал иначе – не как фоновая работа Системы, а как набат. Как сигнал тревоги, прорвавшийся сквозь толщу лет анестезии. Она шла домой, к Дмитрию, к детям, к Оптимальному Ужину, к золотистому КС Дмитрия, который наверняка всё ещё был близок к 90. Но теперь она знала. Знала цену этой золотой цифры. Цену спокойствия. Цену улыбки. Цену счастья по алгоритму.