Он повернулся на бок, в свою рекомендованную позу для сна, потянулся к очкам «Видение», чтобы деактивировать ночной интерфейс, и через несколько секунд его дыхание снова стало глубоким и ровным. Он погрузился в «оптимальный ночной покой». Завершив пункт программы.
Наташа лежала на спине. Персиковый свет в очках погас, оставив только холодную синеву цифры 84.1. Но цифра дрогнула, поплыла… и остановилась на 84.3. Микроскопический рост. Награда Системы за соответствие. За выполнение процедуры. Физиологический отклик был учтен, окситоцин сделан свое дело. Технически – все было оптимально.
Но внутри нее была пустота. Не тишина после бури, а безвоздушное пространство. Глухая, леденящая пустота, простирающаяся от онемевшей кожи до самого центра ее существа. Она чувствовала себя использованной. Не им. Системой. Ее тело стало инструментом, ее интимность – регламентированной процедурой, ее партнер – исполнителем алгоритма. В этой пустоте не было даже боли. Было абсолютное ничто. Ощущение полного, тотального одиночества в самой близости из возможных. Она была как космонавт, выброшенный в открытый космос без скафандра, видящий родной корабль, но знающий, что он заперт навсегда.
Она попыталась сглотнуть. Горло было сухим. Она попыталась заплакать. Слез не было. Только сухость и это всепоглощающее ничто. Она смотрела в темноту, на контур плеча Дмитрия, и видела не любимого человека, а идеально функционирующий компонент огромной машины. Машины, которая только что использовала ее самым сокровенным образом для поддержания собственной безупречной работы.
И тогда она почувствовала это. Тонкое, едва уловимое движение внутри. Не в сердце, не в голове. Где-то глубже. В крови? В лимфе? Как будто миллионы крошечных, невидимых щупалец, рассеянных по ее телу – нанороботы «Гармонии» – среагировали на опасный всплеск… чего? Отчаяния? Экзистенциального ужаса? Невыносимой пустоты? Они сработали мгновенно, как всегда. Выделили микроскопические дозы успокоительного, мягкого антидепрессанта, может быть, легкого эйфорианта. Физиологический ответ на психоэмоциональную аномалию.
Эффект был почти мгновенным. Острый край пустоты… притупился. Ледяное ничто заполнилось теплой, ватной апатией. Желание кричать, биться в истерике, выбежать из этой безупречной спальни в ночь – растворилось, как сахар в воде. Осталась лишь усталость. Глубокая, всепоглощающая усталость и тупая, знакомая покорность. Пустота не исчезла. Она просто перестала быть такой острой. Ее приглушили. Аккуратно. Бесшумно. Оптимально. Как боль от укола анестезиолога.