Было многолюдно. Стоял дружелюбный гул. Побратимам несказанно повезло: кто-то, видимо, только что оставил место трапезы и ближайший ко входу стол у окна был свободен, хотя еще и не убран.
Пахомов подтолкнул Фотса:
– Сейчас попросим убрать.
Явный антисоветский вид профессора сработал безукоризненно: практически моментально перед ними возник прохиндейского вида парень, составил на поднос оставшуюся посуду, протер стол и со словами «сейчас-вернусь-сейчас-сейчас» куда-то отсеменил.
Пахомову в общем-то было приятно: «Вот ведь, встречают-то по одежке… так бы еще самому за подносом пришлось бы шлепать…» Прохиндей снова материализовался через несколько коротких минут:
– Финланд? Джерман? Голланд? – как истинный полиглот завязывал он диалог.
– Deutchland, – поправил его Фотс.
– Так, – робко вклинился Пахомов, – нам, пожалуйста, по паре Жигулевского и пивной набор.
Прохиндей даже не повернул головы в сторону робкого аборигена.
– Пожалуйста, дайте сказать мой друг, – медленно коверкая речь, с сильным акцентом проговорил Фотс – как настоящий иностранный спец на службе советскому народу, – und vielleicht… etwas zu essen – что-нибудь кушать, und Beer…
– Могу предложить, – заговорщицки, чуть ли не с восторженным придыханием выдувал прохиндей, – сосиски, три штуки порция с зеленым горошком. По два с полтиной по прейскуранту. И вобла астраханская по полтора, – тут он уже обратился к Саше, признавая его таким образом за ровню.
На Сашу накатило тоскливое предчувствие неизбежной волны презрения халдея в случае своего отказа войти в круг избранных. Но Кнут выручил:
– Да. Конечно. Money, money, – и он похлопал себя по нагрудному карману пиджака, церемониально подтверждая платежеспособность предстоящих посиделок.
Прохиндей понимающе кивнул и снова растворился.
Как обычно, стол был хотя и чистый на вид, но по общепитовскому обыкновению с неисправимыми липкостями под локтями, Пахомову было неловко и потому он особо ждал должных закрыть собой это непотребство тарелок с заповедными сосисками. Впрочем, пива тоже уже хотелось.
Наконец, деловито и профессионально быстро, паря по пространству темного зала в сумрачно-белой рубашке словно служитель некоего храма, официант разместил снедь по лаковой плоскости стола. Сначала перед каждым появилось по тарелке с пивным набором. Набор был обыкновенно скромен: по копченой ставридке, несколько соленых сушек и горка соленой соломки. Всё. Это была обязательная программа. Дальше, видимо, была короткая произвольная – три обещанные сосиски в рассыпанном зеленом горошке венчал – как двойной или тройной лутц – соусник с кетчупом; ну, и в качестве уже полной произвольной программы жрецы подали по мясистой, во влажных жировых проблесках воблине на удлиненных тарелочках. Оккупацию стола довершили четыре классических кружки пива. Стол был покорен окончательно. Народ бросал уважительные взгляды, но никто не завидовал. В этом заведении было всем хорошо, за этим сюда и шли – чтобы было хорошо: храм и жрецы оправдывали свое назначение.