– Какая еще тьма? Выражайся яснее.
– А в другое место мы не попадаем. А этим уж точно Эдемский рай не грозит. Нахапали много!
– Перестань, Петька! Это все-таки люди!
– Были. Пульса нет, зрачки не реагируют, давление почти на нуле, кожные покровы бледные, переходящие в синеву, что говорит о скором появлении трупных пятен. Огнестрельных ранений нет, порезов, ссадин, ножевых ран тоже, из чего следует, что смерть гражданина Темного и гражданки Синициной наступила по естественным причинам.
– Каким именно?
– Инсульт или острая сердечная недостаточность.
– У обоих сразу?
– А почему бы и нет? Экология, погода, городские условия, непредвиденная реакция организма, индивидуальная непереносимость, микросреда. Да и люди-то они уже не слишком молодые. Мужчине явно перевалило за сорок, а женщине уже как минимум пятьдесят.
– Допустим, ты прав. Допустим, что смерть наступила по естественным причинам. Но тогда почему у обоих на лицах ужас? Получается, что их кто-то напугал, – не унималась Башкирова. – Если это так, то кто?
– А вот этого я тебе не могу сказать. Возможно, перед отключкой им что-то привиделось. Пока еще никто не знает, что происходит в мозгах перед смертью. Однако, несмотря на возраст, их ухоженные, лоснящиеся лица, холеная кожа и дорогая одежда говорят о том, что они, несомненно, люди обеспеченные, даже богатые. Были. – И Петька, глубоко вздохнув, извлек из недр своей прозекторской души фразу, которая впоследствии стала крылатой во всем сыскном управлении: – Как же жалко умирать богатым!
Сказал он эти слова зычно, от всего сердца и сорвал кучу аплодисментов у продолжавших стоять зевак, которые, видимо, получив под занавес то, что им было нужно, спешно стали расходиться. Анна Федоровна засуетилась, с нескрываемым волнением подбежала к быстро редеющей толпе и впопыхах начала искать свидетелей, но в этом уже не было необходимости. Пока она дышала хлебными ароматами «Форнарины», любовалась на Сикстинскую мадонну и слушала рассуждения синьора Анточи о душе, шустрый Петька уже успел найти и опросить свидетелей, однако ничего путного у них не выяснил. Никто толком ничего не видел и не слышал, ибо все они пришли, когда над трупами уже колдовали люди в полицейской форме.
Когда люди разошлись, суета спала и наконец-то стало пусто, тела отодрали от стульев, сунули в целлофановые мешки, погрузили в фургон и повезли на вскрытие. Ограждения убрали, булыжную мостовую вычистили, двери булочной задраили, как иллюминаторы на корабле, и на фасаде кафешки повесили вывеску со словами «ЗАКРЫТО». Вот, пожалуй, и все.