Вот в одном большом городе жила-была девушка по имени Мелисса. С детства она была очаровательной и миловидной девчушкой – белокурой кудряшкой, добродушной и жизнерадостной. Умела она делать тысячу разных дел сразу: вприпрыжку скакала, на одной ножке крутилась-вертелась, как юла, всё ей удавалось – и творить, и кашу варить, и любимым родителям помогать.
И всё было бы хорошо, да вот только не отражалась она в зеркалах. Поэтому никогда сама себя Мелисса не видела и не знала, какая она на самом деле.
Почему эта беда с Мелиссой произошла – никто не ведал: ни она сама, ни родители, ни врачи, не сумевшие поставить ясный диагноз. Экстрасенсы же только руками в воздухе водили да деньги разводили.
Со временем Мелисса как-то привыкла к этому странному недугу, но как же тяжело – себя ни в одном отражении не видеть, на фото не запечатлеться, в водной глади не разглядеть! Разве что со стороны кто что скажет. Так и жила – верила каждому, кто что про неё судачил, а говорили разное: и доброе бывало, но чаще обидное.
Одни говорили, что она – простушка деревянная с широко расставленными глазами, другие называли миленькой лисичкой с миндалевидными глазами, как у царицы Клеопатры, да и нос, мол, такой же. Родители говорили «красавица» или «очень симпатичная», будто это одно и то же, и тут же смущённо меняли тему. Бывало, называли её и лягушкой-поскакушкой, и вертихвосткой – мол, вечно что-нибудь выдумает, а другим расхлёбывать приходится. А то вдруг уверяли, что талантлива, да ленива. Но хуже всего было, когда подруга, с которой с детства дружила, в лицо бросила: «Чудовище невиданное, да ещё и себя не видящее!» Горько плакало девичье сердце от такой несправедливости. Терпела, терпела Мелисса, да последней каплей стало это жестокое слово. Себя не видит ни внутри, ни снаружи – одни муки да сапожища чужих мнений, всё в душе вытоптавшие.
– Кто я? Зачем живу на свете? – рыдала Мелисса. – Зачем пугать людей таким уродством? Кому я нужна?
Целый день лились слёзы градом, а к вечеру, словно ужаленная пчелой, бросилась она в лес, подальше от людей и ненавистных зеркал.
Долго ли, коротко ли, забрела Мелисса в самую дремучую чащу. Выбившись из сил, опустилась она на поваленное дерево.
– Не пойду никуда! – решила. – Пусть лучше звери съедят, чем жить чудищем среди людей!