Её рука дрогнула. Спина покрылась мурашками.
Она вздрогнула и отдёрнула руку. Пульс бешено заколотился, как будто мозг кричал: «Это просто физика», а тело отвечало: «Не ври, ты это чувствовала».
– Окей, – прошептала она. – Реальность, я всё поняла. Но давай договоримся: ты меня не сжаришь током, а я пока что не звоню в психушку. Идёт?
Трещина ничего не ответила.
Но она была. И с каждым днём – словно вписывалась в этот мир всё увереннее. Трещина, как строка в чужом письме, становилась всё отчётливее. Иногда ей казалось, что если прислушаться достаточно долго, можно будет разобрать слова – или хотя бы услышать, как пространство дышит через неё.
На следующий день всё пошло не так с самого утра.
Сначала Лора опоздала на автобус. Потом кофе из автомата вылился на белую рубашку. А вишенкой стала встреча с начальником – Владом, или, как его прозвали в офисе, Владимир «Идея – это ваш долг».
Он подлетел к ней, как чайник на пределе – кипящий, свистящий и на удивление бесполезный.
– Лора, где правки по презентации для «СфераТек»? Я жду с утра! Мы должны были отправить ещё вчера!
– Они на согласовании у дизайнера. Вы же сами просили внести стилистические коррекции.
– Не перекладывайте ответственность! У вас один проект – вы с ним не справляетесь! У всех аврал, а вы будто в другом мире витаете!
Он ткнул пальцем в стол, почти попадая в её чашку.
В Лоре что-то щёлкнуло. Не громко. Даже не больно. Но ощутимо.
– Может, потому что я действительно уже не в этом мире, – сказала она тихо, но отчётливо.
– Что? – нахмурился Влад.
– Ничего, – вздохнула она и поднялась. – Простите. Мне нужно… выйти. Свежим воздухом подышать. Или сменить вселенную.
Она вышла, оставив за собой шлейф недосказанности и кофе с корицей.
И вот тогда, впервые за долгое время, она почувствовала странное: лёгкость – не ту, что от победы, а ту, что приходит после честного «хватит». Как будто слетела старая шкура, и под ней – не новая, а своя. Как будто кто-то внутри сказал: «Ну наконец-то».
Поздним вечером, когда за окном лил тягучий дождь, а в комнате гудел старый холодильник, она снова открыла блокнот. Страница, на которой она писала ночью, выглядела иначе. Слова будто поблёкли, потускнели, словно кто-то вынул из них краску. А между строк проступила надпись – тонкая, вырезанная, как дыхание. Не её почерком.