«Поезд будет утром, на станции. Кто не успеет – своим ходом добирайтесь», – объявил председатель сельсовета, обходя дворы. В его голосе звучала усталость и нервозность.
Ночь перед отъездом была бессонной. Вера обходила каждый уголок своей избы, словно прощаясь. Прикасалась к гладкому дереву дверного косяка, к старому столу, где собиралась вся семья, к покосившемуся окну, из которого столько лет смотрела на восходы и закаты. Каждое прикосновение было прощанием. Она знала, что этот дом, ее крепость, ее мир, теперь остается беззащитным.
На рассвете деревня двинулась к станции. Это был не поход, а исход. Целая река людей, медленно текущая по пыльной дороге. Старики опирались на посохи, женщины несли узлы и детей, мальчишки тащили тяжелые мешки. За спинами оставались родные избы, поля, лес – вся жизнь, которую они строили годами. Многие оборачивались, бросая последний взгляд на родные места, и на их лицах читалась невыносимая боль. Некоторые плакали в голос, не стесняясь, другие шли молча, застывшие от горя.
Станция в райцентре была настоящим адом. Тысячи людей – с окрестных деревень, из мелких городков – толпились на перроне, на путях, между составами. Крики, плач, ругань, гудки паровозов – все смешалось в невообразимый хаос. В воздухе висел тяжелый запах пота, пыли, страха и какого-то едкого дыма, словно сам воздух был отравлен войной.
Вере с тремя детьми было неимоверно тяжело. Петр плакал, прося пить, Анна цеплялась за ее юбку, Алексей, хоть и держался, но его лицо было бледным от усталости и духоты. Найти место в вагоне казалось невозможным. Люди буквально дрались за клочок пространства, за место у окна, за возможность просто сесть.
«Держитесь крепче, дети!» – Вера прижимала их к себе, пытаясь защитить от напирающей толпы. Ей пришлось буквально пробиваться к составу, толкаясь локтями, извиняясь, умоляя. Один раз она чуть не потеряла Петра в этой давке, и ужас, охвативший ее в тот момент, был невыносим.
Наконец, чудом, им удалось протиснуться в один из вагонов. Это был не пассажирский, а скорее товарный, с деревянными лавками, набитый людьми до отказа. Сидеть приходилось на полу, прижавшись друг к другу. Воздуха не хватало, жара и духота были невыносимыми. Сквозь открытую дверь вагона прорывался шум толпы, доносились крики: «Осторожно!», «Сажают!», «Двери закрываются!».