– Ну, а теперь пора за работу, – со взрослым видом сказала Лейла, когда лепёшки были съедены, а посуда помыта и убрана в шкаф.
…Она бежала впереди отца по протоптанной тропинке через сад и огород, мимо ароматных смородиновых кустов и колючих зарослей малины, оставляя за собой следы, по которым потом будет искать себя и своё детство… В них сохранится тайный код, вводя который, можно открыть замок внутренней сокровищницы в моменты, когда свет маяка, священно хранящего тепло любви, погаснет. Смех, которым Лейла заражала отца и его ответные шутки, станут безмолвной молитвой, с которой она будет обращаться к звёздам, звучащей эхом из далёкого прошлого, словно из прошлой жизни. А сейчас… сейчас она рисовала в пространстве то, что унесёт с собой её отец предстоящей зимой как самое ценное, что может дать человек другому человеку…
Волны бились о скалы, словно птицы, запертые в клетке. Ледяной ветер окутывал Лейлу с ног до головы, врываясь под кожу, проникая в сердце. Чайки хаотично летали над головой, подобно её мыслям, и что-то кричали наперебой, заглушая вой февральского ветра. Её ладони больше не были столь горячими, как прежде. Пальцы застыли, застыли и минуты… Отец часто говорил, что время лечит раны, но время замерло и не спешило помогать ей. На её хрупкие, дрожащие плечи опустились сумерки, прижав её к земле, как травинку.
– Папа… – только и вырвалось из уст Лейлы, припавшей к снежному покрову земли. Почему-то теперь, глядя на него, не верилось, что под ним когда-нибудь снова зацветут крокусы и одуванчики, будто это все осталось за ледяной стеной, ограждающей девочку от жизни.
Вдруг позади неё послышался хруст снега. Кто-то приближался к ней, но, чем ближе он подходил, тем реже были его шаги.
– Лейла..? – послышался хрипловатый голос Даниса, друга детства Анвара. – Я получил его записку… Дочка, вставай… Ну не надо так, прошу. Твой отец был очень сильным. Когда с ним произошло горе, он встал на ноги и продолжил жить. Не забывай, в тебе течёт его кровь. Ваша связь бессмертна. Ты продолжишь жить, продолжишь развивать его мастерство, продолжишь улыбаться его улыбкой… Боль утихнет, я это точно знаю. Всё пройдёт. А сейчас пойдём. Пойдём ко мне. Я обещал ему позаботиться о тебе, и я сдержу обещание, чего бы мне это ни стоило. Ты же мне как родная. Ну же, не плачь, – и, слегка неуклюже, он сгреб девочку в свои медвежьи объятия, ругаясь на себя за свои слёзы. – Пойдём со мной, поживешь у меня. Так хотел твой отец. «Ничего, и это тоже переживём», – шептал он, гладя Лейлу по растрёпанным косам, выбившимся из-под чёрного шерстяного платка, и глядя за линию горизонта, размытую сизым туманом.