– Мира… – её голос срывается. Она делает шаг вперёд, но я отворачиваюсь. Если она дотронется до меня, я не выдержу.
– Мне жаль… – шепчет она почти неслышно.
.
Я закрываю глаза, и мир рассыпается на тысячи осколков.
Мама больше не будет ругать меня за разбросанные вещи. Папа не спросит с усмешкой: «Ну что, шкода, опять дурачишься?» Мишаня не попросит телефон, не уткнётся в папино плечо, не закричит от восторга, увидев машину с мороженым. Их больше нет. Боль разрывает меня изнутри, но я не плачу. Смотрю в потолок – белый, стерильный, пустой. В голове звучит лишь одно: что теперь?
Тётя Арина садится рядом, но я избегаю её взгляда. Не могу. Если встречусь с ним – придётся признать реальность, а я ещё не готова. Но тишина не длится вечно.
– Почему? – голос звучит сипло, почти безжизненно, но она слышит.
– Мираслава… – её тяжёлый вздох, как удар в сердце. Она садится рядом, её лицо – усталое, осунувшееся, глаза красные от слёз. Она плакала. Много. – Почему я жива, а они нет?
Тётя закрывает глаза, её плечи дрожат.
– Это была авария. Гонки. Оборотни неслись по трассе, как безумные. Ваша машина оказалась у них на пути.
Меня охватывает трепет, будто ледяные руки касаются моего сердца. Я не могу поверить в это. Не могу смириться с реальностью. Но истина обрушивается на меня, как удар молота. Они больше не придут. Никогда.
– Они выжили? – Мой голос звучит чуждо. Он дрожит, но в нём нет слёз – только холодная, беспросветная ярость.
Тётя молчит, и это молчание страшнее любых слов. Я вижу, как её пальцы нервно сплетаются, как она смотрит куда-то вдаль, избегая моего взгляда.
– Да, – наконец выдавливает она, и её голос звучит так, словно она говорит через силу.
Мир вокруг меня рушится. Я цепляюсь за простыню, словно это может удержать меня от падения в бездну. Пальцы сжимаются так сильно, что костяшки белеют, а ногти впиваются в кожу.
– Суд… – Она сглатывает, и её горло судорожно дёргается. – Суд ещё идёт.
Моргаю, пытаясь осознать её слова. В голове словно туман, но я всё равно смотрю на неё, не веря своим ушам.
– Как это «идёт»? – мой голос звучит хрипло, почти шёпотом, но в нём всё равно слышна сталь.
Она отводит глаза, и в её взгляде я вижу боль, смешанную с отчаянием.
– Они из сильных семей. Наследники. Их защищают.
Взгляд цепляется за экран телевизора, который стоит в углу комнаты. Я даже не помню, когда он появился здесь, но сейчас я вижу его отчётливо. На экране мелькает бегущая строка, и я читаю: