– Воевода, – ее голос был низким, грудным, без всякого подобострастия. Она остановилась перед Ратибором, и он почувствовал себя под ее взглядом голым. – Ты ведешь людей. Живых людей. Их души тоньше нити, а путь ваш лежит через воды и земли, что помнят кровь старше нашей.
– Мы готовы, – ответил Ратибор, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно.
Зоряна криво усмехнулась.
– Готовы ваши мечи и копья. Но готовы ли ваши души? Вы думаете, Днепр – это просто вода? Он живой. И он голоден. Он не отпустит семь полных лодок просто так. Он потребует дара.
От слов ведуньи по рядам поселенцев прошел испуганный шепот. Любава, жена Милослава, крепче прижала к себе детей и торопливо осенила себя крестным знамением. Рядом с ней стоял книжник Веремей, седой, сухонький старичок, которого взяли в поход, чтобы учить детей грамоте на новом месте.
– Ересь! – проскрипел он, выходя вперед. Его глаза горели фанатичным огнем. – Бесовские речи! Один у нас заступник – Господь наш Всемогущий! Его нужно молить о помощи, а не прикармливать идолов речных! Отец Иларион в Киеве анафему бы предал за такие слова!
Напряжение повисло в воздухе. В отряде было немало тех, кто принял крещение. Они смущенно переглядывались, не зная, чью сторону принять. Христианская вера была новой, княжеской, обещающей спасение души. Но страх перед старыми богами, перед духами леса, реки и поля – этот страх сидел в крови, в костях, передавался с молоком матери.
Ратибор оказался между молотом и наковальней. С одной стороны – новый закон, новая вера, которую исповедовал и князь, и сам Ратибор был крещен в младенчестве. С другой – прагматичная реальность дикого края, который они собирались покорить. И здравый смысл, который подсказывал, что ссориться с женщиной, способной одним взглядом усмирить бывалых вояк, себе дороже.
– Веремей, – медленно проговорил Ратибор, – твои молитвы мы услышим с благодарностью, когда придет их час. Но и ты услышь меня. Мы идем не в храм Божий, а в пасть к степному волку. И я приму любую помощь, что убережет хотя бы одного ребенка в этих лодках. Откуда бы она ни пришла.
Он повернулся к Зоряне.
– Что нужно сделать?
Ведунья удовлетворенно кивнула, не удостоив книжника даже взглядом.
– Днепр любит сладкое, чтобы нрав его был не крут. Хмельное, чтобы путь был гладок. И живое, чтобы утолить вековой голод и не брать потом своего. Нужен хлеб, мед и черная птица.