А предвещала она ссылку с глаз долой. Убраться из столицы, в загородный дворец в горах или куда угодно, пока разочарование отца не утихнет.
«А ведь мне в детстве предсказали, что я стану великим царём, одарённым многими милостями богов… – с горечью вспоминал опальный военачальник уже в пути. – Как такое может быть, если ты четвёртый сын, и тебя не принимают в расчёт, и чтобы заслужить одобрение отца, приходится постоянно доказывать… И все поражения твои куда страшнее, чем если бы точно так же потерпели старшие братья, особенно юврадж… Чем ты младше и дальше от трона, тем меньше тебе прощают…».
Но младший Картавирья не был бы воином, закалённым в сражениях, в том числе с самим собою, если бы позволил унынию и жалости к себе овладеть его душою надолго. «А, может, это и к лучшему! – тут же вспыхнуло неуёмное сердце. – Тем больше у меня толчков к совершенствованию! Я не стану прохлаждаться в этой ссылке, я найду себе нового гуру, получу новые знания, увеличу воинское мастерство, улучшу способности полководца!.. Нет! Я войду в аскезы уже сейчас – и вымолю у дэвов право владеть небесным оружием! Именно сейчас и начну!»
…И чтобы аскезы его проходили легче, чтобы ненавистью и праведным гневом заливать терзания голода и других взятых на себя жёстких самоограничений, он постоянно держал перед глазами образ того, кого… возможно, и не было…
Был. Был в его воспалённом разуме. Был и в людских разговорах, слухах, сказаниях… Был даже в Писаниях. Это ведь о нём, о том, кого прозвали Наракой – Адом, о юном, безбородом и бесконечноволосом чудовище с лицом гандхарва, который, казалось, был всегда, с начала кальп, – настолько древними были сказания о его преступлениях против Вселенной… Это о нём так красочно и страшно написали в сутрах: однажды не все в той деревне, которую он уничтожал, разбежались в страхе… двое смелых, спрятавшись среди обломков разрушенных им домов, видели… видели его сидящим на камне посреди превращённого им в руины храма и держащим на коленях, словно куклу, статую Великого Божества… и сосредоточенно, как дети отрывают лапки жукам – одну за одной, наблюдая, что будет, изучая, – отламывал он Богу или Богине многие его-её глиняные руки со многим в них страшным глиняным оружием… одну за другой… отламывал и бросал… и смеялся демон… И не разверзались Небеса! И не сходили на землю гневные дэвы, и не обрушивали из саднящих облаков свои ваджры на того, кто вот так, гнусно забавляясь, совершал великое кощунство… И безнаказанным оставалось святотатство… снова и снова… вечно…