Портрет с кровавым мазком - страница 20

Шрифт
Интервал


Но… зрачки. Спазм. Исчезнувшая кисть. И это пятно, которое теперь, после мистического всплеска, виделось Суровцеву не знамением, а возможной… химической реакцией? Намеком на что-то очень земное?

– Вы предлагаете прекратить расследование? – спросил Суровцев прямо, глядя Глухову в глаза.

– Предлагаю? – Глухов мягко улыбнулся. – Я лишь высказываю мнение, продиктованное заботой о моих патронах и… государственным интересом. Граф – фигура заметная. Скандал в его семье – пятно на репутации не только его, но и определенных… кругов в столице. Не стоит сеять смуту, Глеб Сергеевич. Особенно когда для нее нет разумных оснований. – Он сделал шаг назад к двери. – Подумайте. Документы о прекращении следствия я готов завизировать незамедлительно. Ради спокойствия всех. – Его взгляд скользнул по Дуняше, замершей у стены. – И ради спокойствия вот таких малых сих, которых ваши расспросы лишь терзают.

Неглубокий, но исполненный скрытого превосходства поклон – и Глухов исчез в коридоре, оставив после себя тягостное молчание и запах дорогого табака.

Суровцев стоял неподвижно. Слова Глухова – честь мундира, государственный интерес, спокойствие – висели в воздухе, густые и удушающие. Дуняша смотрела на него глазами затравленного зверька. Портрет графини казался теперь не мистическим символом, а немым укором. А в памяти жгло воспоминание о суженных зрачках.

Он подошел к окну, глядя на мрачный, затянутый туманом двор. Закрыть дело? Поставить точку? Уважить просьбу секретаря влиятельного графа? Сохранить карьеру? Это был бы разумный, правильный поступок.

Но тогда… Кто заставил сердце графини остановиться? Куда делась розовая кисть? И что скрывало это темнеющее пятно на холсте?

Глеб Сергеевич Суровцев резко повернулся от окна. Его лицо было каменной маской, но в глазах горел упрямый огонь.

– Дарья, – сказал он тихо, но так, что девушка вздрогнула. – Ступай. Но запомни: о пропаже кисти – ни слова. Ни единого слова. Слышишь?

– С-слышу, барин, – прошептала она и, шаркнув ножкой, выскользнула из комнаты.

Суровцев остался один. Он подошел к мольберту. К пятну. Смотрел на него теперь не как на знак потустороннего, а как ученый на аномалию. Что ты? Краска? Лак? Или… реакция? – мысленно спрашивал он. Его взгляд упал на камин. На аккуратно разровненную золу. Кисть… Если не сожгли здесь… то где? И главное – зачем?