Звучала та самая недосягаемая гармония, к которой веками тянутся люди, но так и не могут удержать. Мелодия, в которой хочется исчезнуть, забыв все – боль, страх, даже само время.
И вот чудо: в бараке №10 Аушвица, там, где сама земля пропитана страданием, на пять минут не стало ни жертв, ни убийц. Только люди. Одни – впервые за долгие месяцы, вспомнившие, что ими остаются. Другие – неожиданно для себя осознавшие, что ими все еще могут быть.
Когда Альма закончила играть, первыми зааплодировали женщины-узницы, а следом – Мария Мандель с офицерами. Виртуозная игра скрипачки поразила ее в самое сердце.
Пока звучала скрипка, мысли Мандель унеслись в Германию. В детство, где она – тринадцатилетняя девочка с косичками, – каталась на велосипеде по полю возле дома. Там было легко и свободно. Там были родители. Там не было концлагеря, узников, которых нужно убивать во имя «чистоты нации». Тех самых, что порой являлись ей в ночных кошмарах, заставляя просыпаться в холодном поту.
Там все было просто. А здесь…
На ее глаза навернулись слезы, и она не сразу осознала, что музыка стихла. Альма уже не играла, а стояла, вопросительно глядя на нее. Прошло несколько мгновений, прежде чем Мандель пришла в себя. Она улыбнулась скрипачке, а про себя подумала:
«Нет, она не просто музыкант. Наверняка играла в оркестре – в филармонии, не иначе. Так виртуозно владеть скрипкой может только профессионал. Это не та музыка, что звучит в кабаках или на свадьбах…»
– Ты раньше работала профессиональным музыкантом? – спросила она Альму.
– Да, – коротко ответила та.
Мандель прищурилась.
– И где же ты играла? В какой филармонии?
Голос Альмы прозвучал ровно, но в нем слышалась гордость:
– В Вене. У меня был собственный женский оркестр. Лучшие залы Европы аплодировали мне стоя.
Офицеры переглянулись. Мандель медленно обвела взглядом Альму, будто видя ее впервые.
– Тебе рукоплескали лучшие театры Европы? – ее голос дрогнул. – Кто ты?
Тишина повисла густым, почти осязаемым пологом.
– Я – Альма Розе.
Имя словно электрический разряд, пронзило воздух.
– Меня арестовали в Париже после концерта – за еврейскую кровь. Несколько месяцев тюрьмы…а потом – сюда.
Изумление отразилось не только на лицах Мандель и офицеров. По рядам женщин пробежал шепот, будто ветер по сухой траве:
«Альма Розе…Вторая скрипка Европы…Боже, это же она!».