– Ты…правда та самая Альма Розе? – после тяжелой паузы спросила Мария.
– Да, – просто ответила Альма, глядя ей прямо в глаза.
– Вот это сюрприз! – Мандель резко рассмеялась, и смех этот прозвучал неестественно в сером лагерном воздухе. – Ну ладно…Что ты там просила принести?
– Одеяла и матрасы. Невыносимо спать на голой земле.
Мария задержала взгляд на ранах на лице и руках, которые остались после побоев.
– Принесут. Все принесут, – она резко повернулась к охраннику, тому самому, что бил Альму минуту назад. – Немедленно обеспечьте их барак одеялами и матрасами. Всех.
Охранник замер на мгновение. Его пальцы непроизвольно сжались – он явно представлял, как они впиваются в шею Альмы. Но приказ есть приказ.
– Слушаюсь, шарфюрер, – сквозь зубы выдавил он и медленно зашагал прочь, спиной выражая весь свой немой гнев. Он ненавидел ее. Ненавидел за талант, за гордость, за то, что она, еврейка, осмелилась быть лучше него.
А Альма стояла, чувствуя на себе взгляды женщин – теперь уже не только испуганные, но и с проблесками надежды.
Ему казалось, что она слишком горда и надменна для узницы концлагеря. Но куда больше его удивило и озадачило то, что Мария Мандель – самая суровая комендантша лагеря – внезапно проявила к скрипачке симпатию и даже выполняла ее просьбу. Пусть и нехотя, он отправился исполнять поручение: ослушаться приказа главной надзирательницы женского блока значило подписать себе смертный приговор.
А еще он не понимал этой бессмыслицы – зачем Альме разрешили играть? Почему ее музыка трогала даже таких, как они? Да, у нее был талант, но разве это меняло правду? Она оставалась еврейкой. А евреи должны умереть – так говорил фюрер. Но, видимо, Мария Мандель думала иначе… – эта мысль сверлила ему мозг, пока он шел.
Он злобно потряс пустой коробок спичек, выругался сквозь зубы и зашагал дальше. У офицерской его путь преградили двое шатающихся охранников – Рудольф и Генрих, от которых разило шнапсом.
– Какого черта вы тут шляетесь, да еще и в стельку пьяные? – прошипел Фридрих, сжимая кулаки.
– О, да насладись же голосом утреннего соловья! – хрипло рассмеялся Рудольф. – Ты чего злой, как раненый кабан?
– Тут не то что злым – свихнуться можно, – Фридрих выдернул сигарету из пачки и беспомощно похлопал по карманам. – Дайте прикурить, черти!